которую нельзя посвящать посторонних? – Так или иначе, девочке не следует выходить без провожатого.

– Почему?

– Потому что один из сборщиков по векселям, которые охотятся за мной, спит и видит взять ее в залог. Ну ладно, вернемся к тому, с чего начали. Мы рассказали о «хвостах», которые за нами тянутся, и таким образом обнажились друг перед другом… Капитан, скажите честно, что это за странный человек, который следовал за мной по пятам?

Продавец насекомых устроился на парапете и сильно подался вперед. Алкоголь, видимо, притупил боязнь высоты. Женщина отвела руки за спину и оперлась на них – до этого она обнимала свои колени. И без того короткая юбка теперь вообще казалась обмотанной вокруг шеи. Взгляды всех троих скрестились на мне.

– Я и правда не знаю. Даже представить себе ничего подобного не мог, пока не услышал от тебя… Я буквально потрясен… Хотя кое-какие подозрения у меня были, что-то даже припоминается… Но я всегда думал, что это крысы… Расскажи-ка поподробнее, что ты видел.

– Сначала вы расскажите. Объяснить как следует я все равно не сумею.

– Чего ты упрямишься? – Продавец насекомых, до этого раскачивавшийся взад и вперед, теперь стал качаться из стороны в сторону. – Нужно доказать Капитану, что он не зря пустил нас на корабль.

– Комоя-сан, поосторожнее, не упадите, – предостерегла женщина. Продавец насекомых замер, точно его отключили от сети.

– Мой рассказ короткий. Из дальнего прохода кто-то за мной подсматривал. Я погнался за ним, вот и все.

– Это на самом деле был человек?

– Кто же еще, если не человек? Таких огромных крыс не бывает.

– Честно говоря, я уже давно чувствую, что кому-то удалось тайком проникнуть сюда. Но для человека слишком уж проворен. Что-то мелькнет перед глазами, не успеешь приглядеться – исчезло. Видимо, центральное зрение у меня хорошее, а боковое – слабое. Может быть, поэтому мне бывает трудно разобрать – крыса пробежала или человек.

– Разве крысы бывают в туфлях и куртке? Но проворный – это верно. И в расположении ходов, кажется, здорово разбирается. Очень уж он уверенно носится по всему лабиринту, из любого тупика находит выход. Привык, наверное.

– Докуда ты добрался?

– Трудно объяснить. Я не уверен, что смог бы повторить маршрут. Два раза спускался по лестницам, а потом все время поднимался. В двух местах были каналы для отвода воды, причем второй – широкий и глубокий, почти как река.

– Ты дошел до того места?

– Да, и там потерял этого типа. Думал, уже настигаю, но вдруг он исчез. Представить себе не могу, как ему удалось преодолеть этот широченный поток. Наверное, кроме этого входа, здесь есть и другие, а, Капитан?

– Я не очень хорошо знаю дальний конец каменоломни.

– Вы не знаете, а те, что поселились в том конце, нашу часть изучили превосходно. Это никуда не годится.

– Неприятный запах, не чувствуете? – Женщина прикрыла ладонью нос и рот.

– Чувствую.

– Перед самым каналом штрек сильно сужается, там как раз конец каменоломни, – стал объяснять я. – Я все равно собирался заблокировать тот проход. Трудно поверить, что у них хватило духу проделать весь этот тяжелый путь, который даже по прямой в оба конца не меньше шести километров, да к тому же на каждом шагу обрывы, котлованы, лестницы. Мне и в голову не могло прийти, что эти типы способны добраться до моего конца каменоломни.

– Типы, говорите? Кто же это?.. Мне кажется, вы догадываетесь.

– Во всяком случае, серьезного беспокойства они не доставят. Это небольшая группка стариков, которая называет себя «отряд повстанцев».

– Против чего же они восстают? – Замерший в напряженной позе продавец насекомых вскинул голову. Очки соскользнули у него с носа. Правый глаз слезился.

– Против мусора. Им лет по семьдесят пять – обычные мусорщики.

– Неужели эти мусорщики поселились здесь, в заброшенной каменоломне?

– Да нет. Они работают на мусорной свалке. А до нее отсюда больше трех километров. Это та самая свалка, на которую вы обратили внимание, Комоя-сан, – сказал я, впервые называя продавца насекомых по имени и чувствуя некоторое замешательство оттого, что в наших отношениях произошли изменения. – Мы ее видели, когда ехали сюда кратчайшей дорогой. Помните, она высилась как утес…

– Может, это свалкой и пахнет, – опять принялась за свое женщина.

– Что же приходят сюда вынюхивать эти подметалы? – не успокаивался зазывала. – Тому, кто сбежал от меня, вряд ли могло быть семьдесят пять лет.

– А вдруг это один из их руководителей? Вожаки у них, возможно, помоложе.

– И большой это отряд?

– Человек тридцать пять – сорок. Работают только глубокой ночью, и поэтому увидеть их почти невозможно. Выстроившись в ряд, они метут улицы, распевая хором военные марши.

– Мрачные, должно быть, типы.

– Но мне не приходилось слышать жалоб, что их песни мешают спать по ночам. Может быть, ветер и шарканье метел заглушают пение?

Мы все, кроме женщины, сильно опьянели от пива.

13. Об «отряде повстанцев» писала даже местная газета

Об «отряде повстанцев» писала даже местная газета, так что в наших краях все о них знают. Вначале это было просто движение за сбор пустых банок, инициаторами которого выступили несколько стариков. Вскоре у них появились единомышленники, и движение стало расцениваться как стремление к возрождению общества, в котором стоило бы жить. В дальнейшем старики объединились в организацию, ввели специальную форму, даже придумали значок в виде двух скрещенных метел. И вот группа стариков (средний возраст – семьдесят пять), затянутых в темно-синюю форму, напоминающую военно-полевую, глубокой ночью, когда все люди спят, стала мести улицы – до самого рассвета. Они работают по ночам, скорее всего, потому, что страдают бессонницей, ну и, кроме того, не хотят беспокоить горожан. Представляю себе, как, выстроившись в ряд и тихонько напевая старые военные марши, они медленно продвигаются вперед, размахивая в такт метлами, и их тень в свете фонарей выглядит огромной сороконожкой. Картина жутковатая. Кажется, эти военные марши обсуждались в муниципалитете. Но один из его членов все уладил, заявив, что в песне «Сколько сотен ри[18] до родной страны…» говорится только о тоске солдат по родине и отождествление ее с военным маршем – выдумка Союза учителей. Еще «повстанцев» обвиняли в том, что они собирают деньги в районах, где ведут уборку. Но это было опровергнуто справедливым доводом: идет сбор пожертвований на сооружение дома для престарелых, который старики построят собственными руками, – обычная практика, отвечающая здоровым чувствам граждан, которые стремятся таким образом восполнить недостаток внимания к пожилым людям. А город Китахама благодаря «повстанцам» сияет чистотой. По его улицам