Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И верно, — улыбнулась королева.
Часть 2. Глава 12
Хутор полковника Латевой, 20.05
Солнце садилось невыносимо медленно, и половина холма была еще ярко освещена, а половина — погружена в тень.
У Люджины кружилась голова, но она дралась как последний раз в жизни. Из руки сочилась кровь — достал противник перед тем, как рухнул с разбитой головой. Дробжек слышала свое тяжелое дыхание, пот заливал глаза, спину, живот ныл и казался каменным. Дышать было тяжело из-за гари и пыли, которые драли горло и забивали ноздри.
Защитники хутора растянулись небольшой дугой метрах в пятнадцати от стены, там, где лежали туши тха-охонгов, убитых Дорофеей. К ним получалось прижиматься, они помогали прятаться от выстрелов.
Ярости и неожиданной атаки хватило, чтобы оттеснить нападающих на несколько метров назад. Но иномирян было в несколько раз больше, и в рукопашном бою они были далеко не новичками. А из-за спин их прикрывали арбалетчики.
Нужно было удержать врагов до прихода подкрепления. Нельзя было пустить их внутрь.
Люджина, вынырнув из-за жвала дохлого тха-охонга, ударила одного из иномирян прикладом в лицо, — перекошенное, вспотевшее, с тонкой бородкой, — второго отбросила коленом. Чуть не наступила на кого-то — в рукопашной все наталкивались и на своих, и на чужих, — оглянулась. Игорь расстрелял обойму и теперь катался по земле с иномирянином, который пытался его задушить.
Дробжек, развернувшись, прямо на ходу пнула врага в висок ботинком. Тот даже не дернулся — сразу обмяк на Стрелковском.
— Люджина, сзади! — крикнул Игорь. Дробжек, щурясь, выставила локоть и зашипела от боли — ее вновь достали ножом. Она отмахнулась — но врага снес Стрелковский, всадив его же нож ему в живот.
Люджина, шатаясь, шагнула назад раз, другой. Вновь наступила на чье-то тело, чуть не упала, оперлась на развороченную тушу тха-охонга. Враги и соратники лежали здесь, в тени этого холма, ставшего холмом смерти.
В глазах расплывалось все сильнее. Живот дергало, но она не могла ничем себе помочь — резерв был на нуле, амулеты опустошены. Невыносимо было натыкаться на тела, невыносимо слышать крики и хрипы вокруг и даже не мочь повернуться, броситься туда, спасти хоть кого-то. К ней кинулись сразу двое врагов — и снова она била прикладом винтовки, как дубиной, принимала на ствол удары ножей, и понимала, что ей везет — потому что мимо свистели не только пули, но и арбалетные болты. Пусть почти все рудложцы в бронежилетах — от попадания в голову или в крупную артерию никто не застрахован.
Словно в подтверждение ее мыслей кто-то выругался, застонал рядом. Люджина с трудом повернула голову и увидела, как оседает на землю вчерашний студент Дмитро Поляна, держась за бедро, в котором торчал арбалетный болт. Штанина быстро пропитывалась темным. Его огромный друг отмахивался от врагов и орал: «Вытаскивай ее, вытаскивай, у меня хватит сил остановить кровь!». Дмитро скользил пальцами по окровавленному древку и что-то шипел бледными губами.
Дробжек сделала шаг к нему — и тут в небе мелькнула крылатая тень, сопровождаемая чем-то огненным, странным.
Она проследила за птицей, которая опускалась далеко за тха-охонгом, вне поля видимости — и, скользнув взглядом по далекому шоссе, увидела, как в сумерках километрах в двух по дороге к холму несутся десятки военных автомобилей.
— Подкрепление! — хрипло крикнула Люджина — и тут в нее врезались, противник свалил ее набок, долбанул ногой в живот — и пусть на ней был бронежилет, боль прошила почти до позвоночника и замерла где-то внутри. Замерла и Дробжек, глядя, как Игорь сворачивает врагу шею.
— Подкрепление пришло! — просипела она. — Нужно продержаться!
Живот дернуло и сжало судорогой. Она скорчилась и застонала, поджимая под себя ноги. Перед глазами темнело, живот резало приступами все сильнее. Она никак не могла понять, что это, осознать, что происходит, — но ей никогда не было так больно и так страшно.
Кажется, кричал Игорь. Хватал ее за плечи. Отвлекался, чтобы отогнать от нее тех, кто пытался прыгнуть, добить, и снова склонялся к ней, обнимая, прижимая к себе.
— Сейчас, сейчас, Люджина… боги, Люджина!
* * *
Тиодхар Тенш-мин всегда был отменным арбалетчиком. Оружие пело в его руках, посылая стрелу за стрелой, — и пусть иногда в общей свалке поражало своих, но защитников крепости, ринувшихся в самоубийственную глупую атаку, убило несравнимо больше.
Генерал не один лежал на убитых тха-охонгах, выцеливая противника, — арбалетчиков всего было человек шестнадцать, и только делом времени было расстрелять всех, так глупо вышедших навстречу. Слишком мало было защитников крепости — только склон и то, что они были выше, давало им небольшое преимущество, но куда там победить четырехкратно превосходящего противника!
Среди защитников дралась баба — натурально дралась, как бешеный охонг, и Тенш-мин, уже удерживая ее в прицеле арбалета, поцокал языком, решив не убивать, а захватить на потеху, и перевел оружие на неуклюже бьющегося рядом мальчишку.
— Это же тот маг! — крикнул рядом верный Уанши. — Из Менска! И второй рядом!
Тенш-мин не стал стрелять в голову. Выстрелил в бедро, удовлетворенно хмыкнул, перезаряжая оружие, навел его на второго мага, огромного — но тот склонился, перетаскивая товарища за тха-охонга и пропадая из зоны поражения.
Над полем боя сделала круг большая красная птица, сопровождаемая чем-то огненно-ярким, метнувшимся в сторону. Тенш-мин выстрелил в нее, но болт ушел в сторону, и тиодхар, досадливо плюнув, принялся перезаряжать.
Птица опустилась между тушами тха-охонгов, которые стали прикрытием для арбалетчиков, и вдруг, словно переплавившись, поднялась посреди боя прекрасной женщиной с белыми волосами и светлыми глазами, одетой в мужскую светлую одежду.
Вокруг затаили дыхание. Ближайшие бойцы замерли, затихли.
Тенш-мин сразу понял, кто это. И приподнялся над своим убежищем, оглядывая колдунью. Но и держа ее на мушке — не совсем он дураком был. Раз умеет превращаться в птицу, то и другое колдовство может уметь. Поэтому надо отвлечь, заговорить…
— Ты пришла поклониться мне? — насмешливо крикнул он по-рудложски.
Колдунья странно повернула голову, будто прислушиваясь, и потом посмотрела прямо на него.
— А кто ты? — спросила она безо всякого страха, с такой прямой спиной, что у Тенш-мина зубы заныли: заставить склониться, покориться. Он неспешно щупал ее сознание, протягивал туда невидимые путы — и не верил себе, потому что никакого сопротивления не ощущал.
— Меня зовут Тенш-мин, — ответил он, стараясь не
