ситуация в науке, образовании, медицине. Стремительно деградировал потенциальный средний класс, в частности, те, что были самыми активными сторонниками реформ.

Ваучерная приватизация оказалась эффективнейшим механизмом разгосударствления в смысле изъятия собственности у государства, но пшиком и обманом с точки зрения построения «народного капитализма» и очень неоднозначной попыткой повышения эффективности народного хозяйства. Резко сократились бессмысленные капиталовложения и субсидии, сроки ввода рентабельных объектов. Стали привлекаться и осваиваться передовые зарубежные технологии. Произошла переориентация производств на рыночный спрос.

Но девальвация рыночной цены ваучеров привела к немыслимому: стоимость активов, полученных населением, на бумаге не дотягивала до полутора миллиардов долларов! Народной приватизации не получилось. Проще было откупиться от народа: раздать каждому по десять бутылок водки — и дело с концом. А те, кто стали миноритарными «народными капиталистами», остались без дивидендов, без возможностей контроля и влияния на политику предприятий.

При этом к лучшему изменилась ситуация в сфере торговли, бытовых услуг. Быстро, хотя и противоречиво, развивался финансовый сектор. Но доступность их была сильно ограничена падением доходов населения из-за вывода значительной части прибыли предприятий за рубеж, а также падения экспортных доходов и государственных. Сокращение платежеспособного спроса сделало весьма проблематичным развитие за счет внутреннего рынка.

По делам службы мне довелось наблюдать спор правительства Москвы во главе с Лужковым и Госкомимущества во главе с Чубайсом относительно приватизации московских предприятий. Позиция Лужкова: стоимость московской земли так велика, что предприятия скупят только для того, чтобы закрыть и снести, а на их месте построить коммерческую недвижимость и жилье на продажу. Позиция Чубайса еще проще: рынок есть рынок. Ельцин встал на сторону Лужкова (от Лужкова — политическая поддержка, контроль настроений в столице, от Чубайса — только головная боль). Но жизнь все расставила по своим местам: промышленные гиганты в Москве позакрывались (кроме ВПК), попытки запустить «патриотичное» производство автомобилей «Бычок», «Святогор», «Юрий Долгорукий», «Князь Владимир» провалились. Только время и деньги потеряли. Я же с 1989 года, когда представлял в ИПКОНе свой проект наказа выборщикам от института, стоял за вывод промышленности из Москвы:

а) промышленность на дорогой столичной земле не конкурентоспособна;

б) промышленность губительна для экологии города;

в) промышленный пролетариат как носитель левых настроений нужно держать подальше от столицы.

Главное же в позитиве того периода — развитие частного предпринимательства. Часто в здоровых формах, часто — в уродливых.

Например, немало было и тех, кто, как в конце 80-х, надеялся на чудо. Тогда решение своих проблем доверяли Кашпировскому и Чумаку. В начале 90-х многие обратились к новым «чудотворцам». Расплата за наивность наступила как раз в 94-м, когда рухнули и были ликвидированы мошеннические финансовые пирамиды: «МММ» Мавроди, «Хопер-Инвест» матери и сына Константиновых, «Тибет» Дрямова, «Властилина» Соловьевой. Регулирующие органы некоторое время хладнокровно смотрели на то, как многие миллионы глупых и жадных «буратин» несли негодяям свои золотые монеты на Поле Чудес в Стране Дураков. А когда пирамиды оказались на грани краха, клиенты проклинали власти, но не Мавроди, которого даже избрали депутатом Государственной думы.

Этот пример, вызывающий и смех, и слезы, отразил вопрос, завладевший в 1994 году умами многих наших граждан: «Как стать миллиардером?».

Кто лучше, кто хуже понимал, что в стране строится капитализм и что успех или неуспех на этом этапе предопределит судьбу детей, внуков и правнуков. И начинается капитализм в России не с первичного накопления капитала: это был удел мелких предпринимателей, вскоре задавленных в большинстве своем бандитами, силовиками и чиновниками. Приз был в другом — сказочно обогатиться суждено тем, кто поспеет к разделу государственных активов: Власти, Финансовым потокам и Собственности. Борьба за них на улицах вылилась в кровавые разборки, а в коридорах власти — в сражения за полномочия между центром и регионами, между ветвями власти в центре и на местах, за организацию налоговой системы, за доступ к внешнеторговым квотам и т. д.

Это было соперничество кланов, претендовавших стать бенефициарами победы Ельцина, который сам, очевидно, не стремился извлечь для себя какие-то новые выгоды помимо громадных полномочий, которые продавил в Конституции. В борьбе за власть он достиг максимума и в 1994 году энергично самораспадался, все чаще исчезал из активной жизни, что лишь подстегивало аппетиты претендентов.

Таких групп по интересам было три — «Человек с портфелем», «Человек с ружьем» и «Человек с рублем».

Ельцин, Черномырдин, Лужков, Сосковец, Коржаков, Барсуков — главные представители первых двух групп.

«Человек с рублем» — молодые предприниматели, создавшие собственные банки, которые оперировали бюджетными средствами министерств, ведомств, городов и регионов. На эти деньги они приобретали промышленные предприятия, и в итоге — политическое влияние. На федеральном уровне наиболее заметными из них были Березовский, Гусинский, Ходорковский.

Как-то, придя ко мне на очередную встречу, Гусинский изложил их кредо: «У нас властью может быть только олигархия. Остальные поведут не туда». Я ответил: «Володя, а ты понимаешь, что за олигархией, за «Железной пятой» всегда следует «Стальной шлем»[267]? Гусинского это виденье перспективы застало врасплох.

Позднее эта же тема возникла в разговоре с Василием Шахновским, перешедшим к тому времени из московской мэрии в «ЮКОС». Когда я сказал, что стремление олигархов все подмять под себя неизбежно породит общественный запрос на то, чтобы сделать их «бывшими олигархами», он предупредил: «Если кто-то попробует отнять или переделить собственность, будет кровь». Про «будет кровь» я к тому времени уже не раз слышал и ответил: «Кровь, конечно, будет. Только вот чья?» И снова собеседник был обескуражен неожиданным поворотом.

Каждая группа и все порознь в каждой группе понимали: главная задача — посадить «своего» наследника на трон после Ельцина. Среди вариантов была и дочь Ельцина — Татьяна Дьяченко. Однажды, приехав ко мне в Управление, группа олигархов, радостно сверкая глазами, попыталась огорошить: «Мы нашли идеальную кандидатуру в преемники!». «Я даже знаю, как её зовут», — ответил я, заставив собеседников сидеть с открытыми ртами.

Группа «человек с портфелем» — административно-хозяйственные руководители, управлявшие огромными ресурсами. От их благосклонности в значительной мере зависели те, кто самонадеянно считал себя (и кого многие считали) «олигархами». Здесь постепенно выдвигались три лидера — Черномырдин, Сосковец и Лужков. Черномырдин спокойно выжидал и укреплял позиции. Он по Конституции уже был вторым человеком в стране. К нему тянулась вся бюрократическая иерархия, от него зависели федеральные СМИ, театры, киностудии. Разумной стратегией для него было ждать, демонстрировать лояльность и день за днем расширять и укреплять свое влияние. Его слабостями были плохие экономические результаты, а также волевой и амбициозный первый заместитель — Олег Сосковец, который явно не собирался всегда сидеть за спиной Черномырдина. Сосковец имел тесные связи с кремлевскими силовиками — Коржаковым и Барсуковым.

Иное дело — Лужков. Сидеть и ждать назначенного часа он не мог. Губернаторы и мэры, артисты и ученые, политики и военные — все могли