как под копирку: «Вот если ты будешь там главным, поможем. А так — извини». Сказался, наверно, и мой статус, или отсутствие оного. Одно дело, когда при должности, в почете и почтении. Теперь же на мне — печать опалы. Да и спонсоры, наверно, считали эту игру заведомо проигрышной.

Вскоре стало ясно, что Яковлев пост руководителя РПСД оставлять не собирается. Пуще того, он пошел на неожиданный альянс с раскольнической партией Гайдара «Демократический выбор России — Объединенные демократы», что полностью противоречило идее альянса с профсоюзами. Вопрос обсуждался на II Съезде РПСД 18–26 августа. Я выступил против странного маневра и остался в меньшинстве. Основной аргумент оппонентов: «У Гайдара деньги». Смысла оставаться в РПСД не было, из партии я ушел.

Пришлось менять замыслы — от позитивного стремления поработать на объединение демократов перейти к негативному варианту, то есть помешать усилению коммунистов. Наибольшее беспокойство вызывал их потенциальный альянс с профсоюзным движением, возможность использования коммунистами в ходе предвыборной кампании сети профсоюзных организаций, в те годы еще охватывавшей практически всю страну. Задача, которую для себя сформулировал, сводилась к тому, чтобы помешать формированию этого альянса. Возможности были: я официально устроился на работу в Федерацию независимых профсоюзов — советником председателя ФНПР Михаила Шмакова. Он рассказывал: на одной из посиделок раскрасневшийся, возбудившийся Коржаков вытащил из наплечной кобуры пистолет, положил на стол и спросил Шмакова: «Ты какого … Савостьянова взял на работу?» Не на того напал… Шмаков уже уверенно руководил профсоюзами, на глазах становился самостоятельным и расчетливым политиком.

Ему союз с коммунистами, которые традиционно отводили профсоюзом роль «приводного ремня» своих партийных интересов, был не нужен. Так что я лишь помогал тому, чтобы предвыборные переговоры КПРФ и ФНПР закончились ничем.

Заодно предложил сделать профсоюзы «школой капитализма»: придать профсоюзным организациям приватизируемых предприятий функцию трастов — держателей акций членов трудового коллектива и членов их семей. В качестве крупного акционера профсоюз-траст мог бы, если и не управлять производством (это дело профессионалов), то контролировать основных собственников и менеджмент, не позволять им играть в офшорные схемы и увод прибыли предприятия на сторону.

Трудно сказать, сколько голосов недосчитались коммунисты на выборах 17 декабря (за них проголосовало 22,3 % избирателей) из-за невозможности опереться на структуры профсоюзов. Надеюсь, немало. Если так, мои усилия были не безрезультатны.

На втором месте — ЛДПР, на третьем — созданный по приказу Ельцина блок «Наш дом — Россия» во главе с Черномырдиным.

Из разнородных демократических объединений преодолела 5 %-й барьер и попала в Думу только партия «Яблоко» — начался окончательный уход демократов с российской политической сцены. Революционный порыв исчерпан, наступило разочарование в результатах реформ и идее свободы. Народ отвернулся от демократов и от демократии.

И сразу же началась подготовка к президентским выборам 1996 года. Они стали причиной фактической приватизации Первого телевизионного канала и проведения залоговых аукционов. Оба проекта связаны с комбинационным гением Березовского.

С помощью президентского окружения он забрал Первый телеканал с самой большой аудиторией. Скрытая причина — президенту (свите) необходим лояльный телеканал, способный противостоять информационным ресурсам, ориентированным на Черномырдина и Лужкова, в которых окружение Ельцина видело едва ли не большую для себя угрозу, чем в коммунистах. Гласный повод — нужно Общественное Российское Телевидение (ОРТ). Кто знал Березовского, от души посмеялся: Борис как радетель общественного блага — тот еще анекдотец.

Канал возглавил популярнейший телеведущий Владислав Листьев. Его убили, когда он решил навести порядок в размещении рекламы. Подозрение пало на Березовского, по интересам которого будто бы ударил «рекламный мораторий». Но приехавших за ним сотрудников Московского управления остановил стоявший с пистолетом в руках… Александр Литвиненко. Потом заступничество Коржакова и исполняющего обязанности генерального прокурора Алексея Ильюшенко помогло Березовскому остаться на воле и организовать трансляцию своего парного конферанса с популярным продюсером Ирэн Лесневской. Они обратились к президенту с рассказом о том, что Березовский чист, аки агнец, а Листьева убили Гусинский и Лужков (продолжение войны с московским мэром недвусмысленно указывало на того, кто стоял за кулисами этого обвинения).

«Кремлевский клан» использовал убийство Листьева для увольнения московского прокурора Геннадия Пономарева и начальника московской милиции Владимира Панкратова. Мне такой стиль отставок знаком по собственному опыту. Березовский и Коржаков пытались использовать ситуацию, чтобы еще больше усилить свое влияние в силовых, особенно столичных, структурах. Загадкой оставалось, понимает ли Ельцин, что ближайшее окружение ведет его под уздцы к безальтернативному выбору пути нового государственного переворота. На этом пути первый шаг состоял в том, чтобы убедить Ельцина снова выдвигаться в президенты в 1996 году и отсечь всех, кто мог бы играть на его электоральном поле.

Будущая президентская кампания требовала очень больших денег, да и дыры в бюджете нужно латать — к концу августа план доходов от приватизации выполнили лишь на 2 %[270]. Сокращения бюджетного дефицита требовал и Международный валютный фонд, в кредитах которого страна остро нуждалась. Но cокращать расходы бюджета в предвыборный период вообще очень трудно, а имея в виду разорительную военную кампанию в Чечне, так и вовсе невозможно. Требовались чрезвычайные меры.

На этом фоне консорциум российских банков («Империал» Владимира Виноградова, «Инкомбанк» Рэма Вяхирева, МФК — «Международная финансовая компания» Михаила Прохорова, «Менатеп» Михаила Ходорковского, «ОНЭКСИМбанк» Олега Потанина и СБС — «Столичный банк сбережений» Александра Смоленского) предложил Правительству РФ кредит в 2 млрд долларов под залог пакетов акций крупнейших предприятий России (напомню: рыночная стоимость всех ваучеров, розданных населению была менее 1,5 млрд долларов). Особенностью этого предложения было то, что деньги на счетах у проявивших «щедрость» банков были в значительной мере деньгами бюджетными (государству давали в долг его же собственные деньги). А слабость предложения была в том, что некоторые участники пула были не слишком близки к президентскому двору и его предвыборным заботам.

Этим воспользовались их наиболее ушлые конкуренты. Им подыграло массовое банкротство банков в дни кризиса, начавшегося 22 августа. Причинами кризиса стали несоразмерное увлечение банков ГКО (государственными краткосрочными облигациями) и неожиданное увеличение ЦБ норм резервирования.

Тут и подсуетились те, кто был ближе к президенту. Уже 31 августа, когда Ельцин встретился с представителями банковского сообщества для обсуждения последствий кризиса, участников консорциума не пригласили. Из их числа к начавшимся вскоре залоговым аукционам допустили только структуры Ходорковского и Потанина.

Так родились залоговые аукционы и инвестиционные конкурсы, на которых самые манящие остатки российской промышленности ушли вовремя подсуетившимся банкирам.

Схема махинации была незамысловата, но требовала сердечного согласия с президентской командой, достигнутого 31 августа на встрече Ельцина с представителями банковского сообщества. Банкиры прокредитовали правительство под залог акций выбранных ими предприятий. Потом правительство — ах, вот ведь неожиданность! — кредиты не вернуло, и вскоре (договоры заключались с 4 ноября по 28 декабря 1995 года — с условием возвращения кредитов из госбюджета в том же 1995 году, что