состояние российской экономики, свидетельствовали если не об улучшении результатов, то об улучшении изменений результатов. Похоже, что это уже был «конец начала» по Черчиллю[271].

Но: реальные доходы населения снизились на 20 %, а покупательная способность — на 15 %. Для предвыборного года президентского цикла — ужасные показатели!

Для левой оппозиции этот ужас был питательным бульоном роста. Наметившееся в прошлом году привыкание к мысли о неизбежности прихода коммунистов в президентский кабинет после думских выборов стало почти модой.

И ладно бы только у нас. Но и за рубежом мысль о неизбежности коммунистического реванша укоренялась всё сильнее. На традиционный февральский экономический форум в Давосе неожиданно пожаловал Главный российский коммунист Зюганов и был вылизан и обласкан лидерами мирового бизнеса. Вывести их из мира благостных иллюзий постарался Чубайс, обрисовавший перспективы страны и ее соседей в случае возврата коммунистов к власти.

Январь и февраль вообще подбросили немало гирек на чашу весов оппозиции, в первую очередь левой.

Год начался с чистки президентских кадров. В общем, это была адекватная реакция на итоги парламентских выборов. Демократы потерпели сокрушительное поражение — демократы должны уйти. Свои посты покинули руководитель Администрации президента Филатов, зампреды правительства Чубайс и Шахрай. Усилилась аппаратная роль Сосковца, возглавившего предвыборный штаб Ельцина.

Особенно важной стала замена Андрея Козырева на Евгения Примакова на посту министра иностранных дел. Примаков стал облегченной версией знаменитого советского министра иностранных дел Андрея Громыко, эдаким «Господином “НЕТ” Light». Во внешнюю политику страны вернулось стремление по любому поводу демонстрировать «великодержавие» России, во всем занимать позицию, отличающуюся от точки зрения стран «семерки» и особенно США. Это стало основной целью, пусть даже в ущерб практическим интересам страны, которая постепенно стала снова расходовать огромные ресурсы на обеспечение «дружеских и братских» отношений. В российскую внешнюю политику стала возвращаться «двуглавость», отраженная в национальном гербе.

Восточному направлению стало уделяться все больше внимания. Впоследствии, 22–26 апреля 1997 года, во время визита в Москву китайского лидера Цзян Цзэминя была подписана российско-китайская декларация «О многополярном мире и формировании нового мирового порядка», суть которой Ельцин определил так: «Кое-кто тянет нас на однополярный мир, единолично хочет диктовать, но мы хотим многополярности». Это был недвусмысленный выпад в адрес США и Клинтона, в частности. С этого момента российско-китайские отношения быстро пошли в гору. И поехали вниз отношения России с Западом.

В ходе этой встречи впервые была озвучена идея строительства газопровода из России в Китай. После многолетних приключений и споров к реализации «Силы Сибири» приступили спустя 17 лет, когда сотрудничество с Китаем стало по большому счету безальтернативным вариантом внешнеэкономического развития нашей страны, обложенной «крымско-донбасско-малазийскими» санкциями.

Кто должен был противостоять Зюганову? Сомнений не было: Ельцин и его присные так вытоптали поляну, отодвинув в сторону потенциально сильных кандидатов — Черномырдина, Лужкова и Собчака, — что альтернативы действующему президенту не осталось. А он был откровенно плох. И экономические обстоятельства — нищета, неплатежи, безработица, война в Чечне (а СМИ, не стесняясь, бичевали и президента, и армию, но крайне мало писали о зверствах дудаевцев), и ослабление международных позиций России — все было не в его пользу. Да еще постоянные болезни и явно неадекватные появления на публике.

Отталкивающим примером стало выступление Ельцина перед телекамерами, когда он взялся комментировать антитеррористическую операцию в Дагестане. 9-го января боевики во главе с Радуевым и Исрапиловым попытались захватить вертолетную базу и часть внутренних войск в Кизляре. Атака была отбита, и они, захватив заложников, попытались уйти в Чечню, но были блокированы в селе Первомайское. При этом были схвачены и бойцы новосибирского ОМОНа, в судьбе которых мне потом довелось поучаствовать. Осада длилась 7 дней, два штурма успеха федеральным силам не принесли, и террористы в конце концов прорвались с заложниками в Чечню. Во время этих событий на экранах телевизоров появился Ельцин и исполнил какую-то фиглярскую пьеску про «Про операцию, которая очень тщательно спланирована и 38 снайперов, которые постоянно держат цель на мушке»[272]. Провал операции откликнулся президенту язвительными репликами журналистов и оппозиционных политиков.

Встречаясь со знакомыми из ближнего окружения Ельцина или с теми, кто получал информацию «оттуда» из первых рук, понял, что настроения там панические. Тема одна: президент не понимает, что его ведут к установлению диктатуры. Избирательный штаб во главе с первым вице-премьером Сосковцом проваливает работу настолько, что при всем колоссальном административном ресурсе не может собрать миллион подписей в поддержку выдвижения Ельцина (таким было требование законодательства). Вывод один: окружение (группировка Сосковца — Коржакова) берет курс на отмену выборов, установление диктатуры.

После думских выборов смысла продолжать работу в профсоюзах я не видел и с февраля перешел с должности советника председателя ФНПР на должность советника президента бизнес-группы «МОСТ» Владимира Гусинского. Как там со статусом — не знаю, но в зарплате выиграл существенно, к чему и стремился. Надо ж и о семье подумать, о себе.

С 9 февраля у меня начался двухнедельный отдых между окончанием работы в ФНПР и началом работы в группе «МОСТ». В этой «оперативной паузе» 17 февраля стало днем совершенно особым… За неделю до того, прогуливаясь по Серебряному Бору, наткнулся на группу любителей зимнего плавания. Один из них, знакомый мне по Моссовету Александр Кавешников, позвал: «Жень, присоединяйся». Как это — присоединяйся, когда у меня и водки с собой нет. Пообещал через неделю быть в полной боевой готовности.

И вот 17 февраля с утра засобирался в ледяную купель. Жена яростно запротестовала: «Только через мой труп. Иди лучше выгуляй собаку». Уступил охотно.

Взял на поводок Криса и пошел на берег Москвы-реки. Погода чудная, решил посмотреть Троицкий и Успенский храмы на другом берегу. Брел в задумчивости и на середине реки спустил ротвейлера с поводка. Я иду, он бежит, солнышко над головой светит — чудо, как хорошо. В общем, потерял бдительность…

Подняв глаза, увидел, что собака радостно мчится к большой полынье. Коварство речных промоин знал: дважды доводилось вытаскивать из воды провалившихся горе-рыбаков. Поэтому во всю глотку рявкнул: «Крис!». Добавить: «Ко мне!» не успел — лед с треском проломился и под ним, и подо мной, и мы одновременно оказались в воде. Он в своей полынье, я — в своей.

Выбравшись на лед (ногами — брасс, руками — баттерфляй, и спасибо армейскому бушлату, который в первые секунды не тянет вниз, а держит на плаву), отполз от края. А собака теорию не изучала и потому раз за разом опиралась на край льда лапами, лед ломался, она в страхе отплывала на середину, возвращалась, и всё повторялось.

Мысли замелькали со скоростью неимоверной.

«Черт с ним. Это всего-навсего собака. Рисковать ради нее?! А приду домой, и дети спросят, где Крис? Я им: он утонул. А ты что делал? А я