– Да так… – устало произнесла она, – нормально. Ладно, не буду тебя отвлекать. Позвони сразу, как у тебя будет выходной. Или… свободное время. Пока-пока!

В трубке раздались гудки. Какое-то время Неудачница смотрела на телефон в своей руке. В душе поселилось ощущение чего-то нехорошего и неправильного. Неожиданно ее будто накрыло волной невероятно холодного пронзительного воздуха. А на дисплей КПК вдруг налипли снежинки. Пальцы тут же застыли, как оледеневшие. И только потом по ее лицу мазанули порывы холодного ветра.

Странно. Еще секунду назад так холодно не было, ведь она стояла на разогретом солнцем крыльце современного выставочного павильона...

Неудачница подняла глаза от телефона и обомлела. Все вокруг исчезло, было занесено снегом. Небо заволокли серые тучи, висевшие слишком низко. Собиралась метель. Она обнаружила себя на берегу у поворота горной реки. Корка льда не могла сковать быстрый и шумный поток, обтекающий огромные валуны. Их, как прошлогоднюю траву и листья, покрывал снег. Напротив девушки возвышалась отвесная скала, в которой выше уровня взгляда угадывалось несколько пещер. Хотя почему-то это вдруг вызвало ассоциацию с… норами. Она постепенно поднимала голову выше. Несмело оглядывала это совершенно незнакомое место, не похожее на то, что она хоть раз видела в жизни.

Сначала ей показалось, что у скалы очень странная форма. Вроде бы отвесная, но к ней словно намертво пристали уродливые наросты. Они напоминали частично смытый волной песочный замок, который вгрызался в тело горы с помощью конструкций, похожих на когти. И только потом Неудачница поняла, что видит перед собой руины. Руины замка, сросшиеся со скалой, вцепившиеся в ее вершину, как хищный зверь, который некогда был живым. Валуны на дне реки больше не казались ей валунами. Это были целые куски разрушенных стен.

Чей это замок? Почему она видит его? Никогда прежде она не встречала упоминания ни о чем подобном. Даже в книге Крис. Ведь все ее… помутнения (Неудачница сознательно не хотела называть это видениями) были так или иначе связаны с тем, что писала ее таинственная знакомая.

Она старалась заставить себя дышать размеренно, хотя ей все больше казалось, что кто-то из руин… нет, сами руины заметили ее и устремили на девушку свой взор. Тучи резко сгустились над горой и налились свинцом. В самый последний момент, прежде чем начать отступать спиной назад, Неудачница была уверена, что услышала, далекий сдавленный крик женщины. Также внезапно он погас. А потом… над всем этим пейзажем разлился плач младенца.

Отчаянно хватанув ртом холодный воздух, Неудачница сделала шаг назад. Потом еще один. Ее мутило, и она не понимала, как выбраться из плена иллюзий. Девушка оступилась, начала заваливаться на спину и вдруг... наткнулась на что-то гладкое и твердое. Она моргнула раз. Потом еще раз. В беспамятстве резко развернулась и оказалась лицом к лицу со своим отражением. Затемненные стеклянные двери выставочного центра отразили ее испуганную физиономию. А за ее спиной виднелся еще один выставочный павильон. Тот, что находился через дорогу.

Ничего не осталось. Руины замка пропали. Растворились под лучами солнца.

«Не хорошо… – только и подумала Неудачница, с трудом вспоминая, как нужно дышать. – Это все не к добру...»

* «Спасение» (англ.)

Я падала все ниже и ниже. Проваливалась в темный колодец. Сначала почти безучастно смотрела вокруг и не видела ничего, кроме вытянутых перед собой рук. От кожи и белой, слабо колыхающейся ткани рукавов футболки шло расплывчатое едва заметное свечение.

Куда я лечу? Почему не ощущаю стремительности полета? И какого дьявола вообще оказалась тут?

Заснуть, кажется, я отчаянно хотела заснуть… И проспать, как мертвая, хотя бы до рассвета. Поэтому приняла зелье для защиты от чужих эмоции.

Они кололи меня. Кололи как иглы с тех пор, как я вышла из кабинета Драйдена. Сама реальность будто взбунтовалась под гнетом моих мыслей.

Я виню себя? Так сильно себя виню за те решения, которые принимала? И особенно… за самое последнее из них.

Веки медленно опустились. Как утомительно. Испытывать эмоции так утомительно.

Вдруг что-то мазануло по щекам. Раз, другой. И только тогда я заставила себя снова открыть глаза и лениво повела головой из стороны в сторону. Щек и плеч касались пряди моих волос, словно во время погружения под воду. Только вокруг не было воды.

Смешно. Значит, странный полет и не полет вовсе?

Я впервые попыталась извернуться, чтобы… Чтобы что? Увидеть дно этого колодца? Попытаться найти в нем хоть что-то отличное от глухой тьмы?

Вдруг по левую руку где-то внизу показалось смазанное сероватое пятно света. И когда я долетела до него, то поняла, что вижу перед собой окно. Так, словно пролетаю мимо него снаружи здания. Из окна в пустоту безучастно смотрела всклокоченная девушка с рыжими волосами. Она стояла, завернувшись в одеяло, и касалась пальцами стекла.

Это была я сама. Именно так я встречала рассвет уже несколько дней в вашингтонской квартире. Именно так проходило время с того момента, как я покинула Бюро, сдерживая слезы. Даже Новый год я встретила так же. Только тогда, будто в насмешку, у кого-то из соседей громко играла песня «You are my sunshine»[1], вызывая в памяти воспоминания о Дне благодарения и всем том хорошем, что было в нашей квартире. Это причиняло боль. Тогда и сейчас.

[1] «Ты мое солнышко» (англ.) – песня в стиле кантри, чье авторство приписывают разным людям. Официально ими являются Джимми Девис и Чарльз Митчелл, но более ранние варианты этой песни записаны группой «The Rice Brothers Gang». Песню часто использую в ТВ-шоу, фильмах, сериалах, теле- и радиорекламе.

«Как хорошо, что Джен взяла несколько выходных перед Новым годом и уехала с Эндрю к своим родителям…» – это была единственная светлая мысль, которая забредала в мою голову.

Я попыталась уцепиться за воздух, призвать крылья, толкнуть себя вперед и полететь к этому странному видению-воспоминанию. К нереальной, почти сюрреалистичной картинке. Но вместо этого лишь падала все ниже и ниже.

Новое пятно реального мира. Уже с другой стороны. На сей раз широкое окно, через которое лился свет в двухуровневый кабинет, принадлежавший знакомому дока Розенфельда. По ту сторону стекла я увидела и себя, и своего первого психотерапевта. Мы сидели в глубоких креслах друг напротив друга. Установочный сеанс не вызвал у меня никаких эмоций. Возможно, потому что за час до приема я выпила два пузырька зелья. Но мне было это нужно… Нужно было отрезать себя от мира, иначе я бы просто не смогла рассказать свою историю этому терапевту с цепким взглядом. Его строгий внешний вид, утонченность в манере одеваться и легкий снобизм никак не вязались у меня в голове с тем, кто может водить знакомство с Джеремией.

Впрочем, даже эта невозмутимость дрогнула, стоило мне начать рассказ о своих проблемах и том, что я, собственно, из себя представляю. Звук, с которым грифель остро заточенного карандаша то ли порвал, то ли процарапал лист в блокноте для заметок, слышался более чем отчетливо.