скалы оказалось темно настолько, что Болдог растерялся, ощутив себя беспомощным. Авторитет сразу стал не таким крепким, как на свету, страх заставил тело задрожать. Рядом — или нет? — вспыхнули две алые точки. Глаза?

— Выживешь, — пропищал мышиный голос, — расскажешь дружкам, что хочешь, я подтвержу любые твои выдумки. Помни, мой хороший, за желания, даже не высказанные вслух, надо платить. Я тебе не дочка соседа.

Ещё одна пара точек появилась наверху. Если это глаза, значит, смотревшее на орка существо либо сидело на большом камне, либо обладало ростом, раза в три превышающим Болдога. Тролль?

Решив спасаться бегством, командир отряда метнулся назад, но упёрся в стену, и сдвинуть ничего не получилось, как ни толкал: то ли не сориентировался и не нашёл выход, то ли камень, выполнявший роль двери, оказался слишком тяжёлый.

Противник действительно оказался огромен, либо весил достаточно, чтобы земля подрагивала от его прыжков или быстрых шагов. По тому, как затряслось под ногами, орк понял — сейчас тварь приблизится вплотную и убьёт. Не зная, куда и как долбанёт гадина: сверху вниз или сбоку, Болдог упал на землю, откатился в сторону. Удара в стену или пол пещеры, судя по отсутствию грохота и тряски, не последовало, зато шаги повернули точно к орку, глаза сверкнули ярче.

— Всё-то ты, гад, видишь! — в отчаянии крикнул командир отряда, вскакивая и вслепую бросаясь к стене искать выход.

Совершенно потеряв ориентацию и не помня, с какой стороны пришёл, Болдог судорожно щупал и толкал каменный свод, однако щели, которые могли бы означать край закрывшего путь к спасению булыжника, здесь находились везде.

Глаза приблизились, земля дрогнула совсем рядом.

Ударившись в стену с разбега в очередной раз, орк отскочил, упал и откатился. Снова поднялся, толкнул, что было сил, свод. Бесполезно.

Глаза опять оказались рядом, пришлось бежать и биться в камень, надеясь на удачу.

Тролль, видимо, подпрыгнул, земля сотряслась, что-то заскрежетало, на голову орка посыпались мелкие камни. Едва дыша от усталости и страха, Болдог попытался увернуться от надвигающихся глаз, как вдруг получил сокрушительный удар чем-то твёрдым в бок и полетел к ближайшей стене.

— Спасибо, котик, — пропищал голос мыши. — Ты отомстил за хозяйку. Вот, держи угощение.

Удивившись тому, что остался жив, командир отряда с трудом поднялся на ноги. Болело всё, но особенно — рёбра справа. Точно несколько сломано. Абсолютно все мышцы дрожали, левая рука едва двигалась, постепенно немея; бедро, на которое орк упал после удара тролля, жгло, словно огнём.

— Если бы ты не был воякой Драконьего Члена, — монстрица сказала это совсем близко, — я бы не остановила моего котика. Надеюсь, ты всё понял. А ещё, дорогой командир, ты теперь умеешь сражаться с троллями. Ты ведь его тут искал? Видишь, ой, то есть, чувствуешь? Нашёл. Задание выполнено.

Камень заскрежетал о камень, свет просочился в пещеру, и едва живой от страха и боли, особенно в руке, орк увидел, как хрупкая босая девочка в белом рваном платьишке отодвигает огромный валун, освобождая путь.

— Моё имя — Плохая Примета, — сказала монстрица. — До встречи, мечтатель.

Решив не искушать судьбу, Болдог поковылял на волю так быстро, как только мог, не обернувшись даже, чтобы рассмотреть тролля. Увидев командира, соратники быстро перестали хихикать и встревоженно переглянулись.

— Я её поимел, — гордо заявил Болдог, махнув относительно здоровой рукой в сторону пещеры. — Было нелегко, братва. Но я её поимел. Во все дыры, чтоб вас! Во все дыры!

Шедевр в никуда

Полёт в глубокую яму закончился очень болезненным, выбившим дыхание падением. Понимание, что лучше было бы рухнуть головой вниз и свернуть шею, однако, уступало безумной надежде на спасение. Да, это невозможно, но вдруг здесь, в этой огромной стране найдётся тот, кто окажется добрее остальных?

— Эльфий за-а-а-а-ад! — начал голосить обречённый, и вопль постепенно становился песней на высоких пронзительных нотах. — Э-эльфи-ий за-а-а-а-ад! Грёбаный э-эльфи-ий за-а-а-а-ад! Я бы отдолби-и-и-ил! Эльфий за-а-а-а-а-а-а-а-ад!

Почему-то вспомнилось, как много лет назад после побега из таверны от скотолюба-пастуха долго не удавалось найти жилья, чтоб спрятаться от шпионов Драконьего Члена и Болдога, но при этом не подохнуть с голода. Пришлось постоянно селиться в разных местах, браться за любые дела, лишь бы покормили. Тяжело, больно, холодно, голодно… Может, стоило согласиться на условия скотолюба?

— Э-эльфи-ий за-а-а-а-ад! — песня стала ещё заунывнее. — Чтоб тебе кол туда вогнали, да поглу-убже!

Вспомнилась и найденная на дороге девочка. Несколько лет прячась и скитаясь, сын орочьего менестреля опять искал новый дом, где, возможно, будут просто бить иногда и заставлять обслуживать каждую жопу. Ничего кошмарного, в общем. Но дорога повернула за холм, и открылся потрясающий вид на догорающий дом за переломанным забором, а прямо в луже лежала умирающая девочка, совсем ещё маленькая, между ног которой всё было в крови. Из разгромленного жилища доносились вопли, и беглый орк узнал голоса бывших соратников. Болдог и его дружки обвиняли кого-то в плохой службе Владыке Алкару, говорили, что за такое полагается не просто смерть.

Понимая, что ничем здесь никому не поможет, а, если попытается спасти девочку, то сам будет выглядеть в глазах собратьев насильником, орк побежал прочь, только кто-то его заметил.

— Чтоб тебя тро-о-о-оль поиме-е-е-ел! Э-эльфи-ий за-а-а-а-ад!

Бегство в тот раз оказалось удачным, и снова потянулись год за годом, а потом…

— До-о-о-олбаный э-эльфи-ий за-а-а-а-а-а-ад!

Потом к очередным хозяевам пришли алкарим с гербами восточного фронта.

«О! — показал пальцем один из них на скитальца. — Помните его, братва?»

Наверное, стоило просто согласиться идти на войну с кем-то там куда-то там. Но…

— Э-эльфи-ий оттолбанный по самые яйца за-а-а-а-ад!

Орк побежал. Только недостаточно быстро.

— Долбаный э-эльфи-ий за-а-а-а-а-а-ад! А-а-а-а! Что-об тебя!

И теперь всё, что осталось у обречённого на смерть дезертира — глубокая грязная яма. И собственные совсем не мелодичные вопли.

***

Время шло с жестокой неумолимостью, не останавливаясь, как и редкие случайные прохожие. Обречённый орк уже почти не чувствовал голода, остались лишь холод и жажда, которую с