Он был доволен. Нужно было лишь держать ситуацию под контролем.

Он предвкушал настоящий праздник.

И пошел за следующим бокалом беллини.

Чертов Мастиф взял организацию на себя. Он стоял в водительском кресле открытого автобуса с мегафоном в руке.

«Итак! Сегодня мы оторвемся! Ваш Мастиф отвезет вас всех на праздник. Праздник в честь „Нолы“!» — проорал он в мегафон, а потом запрыгал и заорал:

«Кто из Казалотти[4]— не гоняет мяч! Не гоняет мяч!»

Все болельщики, набившиеся в автобус, тоже запрыгали, производя адский шум и повторяя девиз. Потом все хором стали чествовать своего лидера:

«Мастиф! Мастиф! Ты — наш Пеле!» Мастиф сел за руль, и автобус тронулся под свист и крики, еще два автобуса последовали за ним. Куда?

Улица Кассия, 1043.

Наконец подошла очередь сладкого. Волнение и беспокойство Микеле возрастали. Он не знал, как отреагирует отец, когда обнаружит, что он потратил все рождественские деньги на эту пиротехнику.

Папа говорил, что эти штуки опасны. Что каждый год миллионы людей, которые забавляются с огнем, остаются без руки или без глаза.

А я ему скажу, что он тоже может их запускать. Чтобы за мной присматривать.

Но был еще и дедушка.

Дедушка Ансельм добрый. Он мне поможет.

Семья расположилась перед телевизором смотреть эту скучищу — шоу Мары Веньер. Они весь праздник хотят так провести. Вот не повезло! Микеле ходил вокруг них кругами, как дикий зверь в клетке.

«Твой сын хочет взорвать пару петард…» — сказал Ансельм Фраска зятю и подмигнул Микеле.

Микеле держался в стороне, ожидая ответа отца.

«Рано еще… Сядь. Научись ждать. Когда придет время, пойдем на террасу и запустим пару ракет…»

«А можно запустить хоть несколько? Самые маленькие…» — неуверенно и жалобно попросил Микеле, сложив ручки и опустив голову.

«Ты что, не слышишь? Потом. А сейчас сядь сюда…» — сказал отец, не отрываясь глядя в телевизор на одетую медвежонком Мару Веньер.

«Но…»

«Иди сюда. Чуточку терпения…» — сказал дед, освобождая место в кресле.

Микеле уселся рядом с дедушкой.

«Ну и как мы войдем?» — спросил Серьга перед кабинетом адвоката Ринальди.

После того как этот ублюдок их не впустил, его пыл заметно поубавился.

«Как раньше. Дай мне лом и молоток, — ответил Навозник, взявший руководство на себя. — А ты, Рыло, иди к лестнице и смотри, не идет ли кто».

Дверь адвоката Ринальди открылась после одного хорошо рассчитанного удара по замку. У него не было даже сигнализации. Навозник, за ним Рыло и Серьга осторожно вошли в квартиру и закрыли за собой дверь.

Филомена Бельпедио лежала без чувств на диване в гостиной. Стеклянная ваза разбита. Таблетки разлетелись по полу. В руке был зажат пульт от телевизора.

По телевизору славно пели дуэтом солист «Сепультуры» и Ива Заникки. Песню «I Love Just the Way You Are».

Джулия Джованнини по-прежнему предлагала еду, наполняла полупустые бокалы гостей, поддерживала разговор, задействуя пять процентов мозга. Остальные девяносто пять были заняты внутренним диалогом с милой мамочкой.

Ну что? Ты сама решила бросить лицей и заняться бухгалтерией. Ты не захотела поступать в университет, как я тебе советовала. И что теперь? Нечего жаловаться, что эта серая плоскогрудая мышка увела у тебя мужчину. Все правильно. Это жизнь. Жизнь жестока.

Мама, но ведь ты сама говорила, что я недостаточно умна… Что женщина должна быть женщиной…

Ну и что? Ты должна была сама показать мне, на что ты способна. Что ты не зависишь от матери, как беспомощный ребенок. Ты этого не сделала. Теперь эта шлюшка увела у тебя мужчину. Она ничем не лучше тебя. Посмотри на нее. Страшна как смерть.

Не умеет готовить. Не умеет принять гостей. Разве что она занимается творчеством, она интеллектуалка… Ты в тысячу раз лучше ее. Надо заставить ее за все заплатить. Ее и его тоже. Его особенно. Их обо…

«Джулия, Джулия! Ну так что вы будете делать на Крещение?»

Джулия вернулась с небес на землю.

«Что?»

Клемо, полный тридцатилетний парень, сидевший справа, спрашивал ее.

«Ты хочешь знать, что приносит фея Бефана? Уголь! Уголь для непослушных детей!»

«Что это было? Я слышал шууум… тааам…» — простонал адвокат Ринальди.

«Молчать! Ни слова!» — заурчала Сукия.

Сегодня, тридцать первого декабря, ей открылась истина.

Обрушилась на нее.

Она обнаружила истинное извращение адвоката. Отыскала его и извлекла на свет, как извлекают шумерские сокровища из глубин земли.

Не зря же она поступила на психологический факультет.

Адвокат был скатофилом. Любителем испражнений.

Одно из самых невинных детских извращений. Этот человек застрял в анальной эдиповой фазе своего развития, когда ему было три года, и так из нее и не вышел.

Теперь Сукия знала это.

Поэтому она приковала его наручниками к письменному столу из красного дерева, залезла на стол и оттуда испражнялась на него.

И что мне теперь делать? — в отчаянии размышлял Энцо после получасового пребывания в туалете.

Он сидел на унитазе, в который разве что душу не спустил.

Было темно. Свет погас.

Беспричинно.

Но проблема была не в этом.

Проблема заключалась в том, что в этом дерьмовом туалете не было туалетной бумаги. А поскольку эта коза Джулия прочитала в журнале «Дженте каза», что в Англии в богатых домах туалет и ванная раздельные, не было ни долбаного биде, ни долбаного умывальника, чтобы вымыть задницу.

И что? — пробормотал он в отчаянии.

Не мог же он так натянуть трусы и выйти. Тем более — добраться до ванной со спущенными штанами.

По закону подлости свет, конечно, включится в тот момент, когда он будет передвигаться по коридору в таком плачевном виде.