Далинар схватил молот рукой в латной перчатке и забросил на плечо. Не обращая внимания на солдат, что тренировались на поле, он прошел туда, где группа грязных рабочих вытесывала канаву для уборной. Когда сам великий князь в осколочном доспехе навис над ними, бедолаги в ужасе вытаращили глаза.

— Кто тут главный? — спросил Далинар.

Чумазый рабочий в коричневых штанах робко поднял руку:

— Светлорд, как мы можем вам услужить?

— Отдохнув немного. Марш отсюда.

Рабочие выкарабкались из ямы. Поодаль собрались светлоглазые офицеры, сбитые с толку действиями командира.

Далинар обхватил металлическую рукоять молота, туго оплетен­ную кожаными ремнями. Сделав глубокий вздох, спрыгнул на дно ямы, поднял молот, размахнулся как следует и ударил по камню.

Над тренировочным полем раскатился громкий треск, и ударная волна пробежала по рукам Далинара. Осколочный доспех большей частью поглотил отдачу, а на камне осталась глубокая трещина. Он снова замахнулся — со второго раза удалось отколоть кусок скалы. Хотя два или три человека с трудом бы подняли эту глыбу, Далинар схватил ее одной рукой и отбросил в сторону. Она с грохотом упала на камни.

Чем же были осколки для обычных людей? Почему древние, при всей их мудрости, ничего не создали им в помощь? Пока Далинар продолжал работать — и от ударов его молота поднимались облака каменной крошки и пыли, — он с легкостью заменил двадцать человек. Осколочные доспехи можно было использовать множеством способов, чтобы облегчить жизнь простых рабочих и темноглазых по всему Рошару.

Ему нравилось работать. Делать что-то полезное. В последнее время он чувствовал себя так, словно все силы тратил на бег по кругу. Труд помогал ему думать.

Он действительно терял жажду битвы. Это его беспокоило, поскольку Азарт — восторг и страстное желание сражаться — это основа культуры алети. Величайшее из мужских искусств — воинское дело, а самое важное Призвание — воевать. Сам Всемогущий зависел от того, насколько хорошо алети сражались в честном бою, ведь после смерти они могут присоединиться к армии Вестников и отбить Чертоги Спокойствия.

И все-таки мысли об убийствах начали вызывать у него дурноту. С последней вылазки на плато стало только хуже. Что случится в следующий раз, когда он отправится в бой? Так управлять нельзя. Вот почему нужно отречься в пользу Адолина.

Он продолжал наносить удары. Снова и снова колотил молотом по камням. Наверху собрались солдаты, а рабочие, несмотря на его приказ, не отправились отдыхать. Они потрясенно глядели на то, как правитель в осколочных доспехах выполнял их работу. То и дело он призывал клинок и использовал его, чтобы разрезать камень, высечь несколько кусков, которые потом разбивал молотом.

Вероятно, он выглядел нелепо. Невозможно заменить всех рабочих в лагере, и у него имелись куда более важные дела. А вот повода спуститься в траншею и размахивать тяжелым молотом не было. И все-таки великий князь Холин чувствовал себя очень хорошо. Так чудесно, что он может помочь лагерю. Результаты того, что Далинар делал ради безопасности Элокара, трудно измерить; созда­вая же то, в чем прогресс был очевиден, он испытывал удовлетво­рение.

Но даже в этом Далинар действовал сообразно идеалам, что проникли в его душу, как болезнь. В книге говорилось о короле, который несет груз своего народа. Говорилось о том, что правители по своему положению располагаются ниже всех, потому что должны служить всем и каждому. Все это вертелось вокруг него. Заповеди, наставления из книги и то, что показывали видения... или галлю­цинации.

Никогда ни с кем не сражайся, если ты не на войне.

Бабах!

Пусть тебя защищают действия, а не слова.

Бабах!

Ожидай, что те, кого ты встречаешь, честны, и дай им шанс вести себя честно.

Бабах!

Правь так, как хотел бы, чтобы правили тобой.

Бабах!

Он стоял по пояс в будущей уборной, и его уши заполнял треск ломающегося камня. Князь начинал верить в эти идеалы. Нет, уже в них поверил. Теперь он будет по ним жить. Каким сделался бы мир, если бы все люди жили так, как написано в этой книге?

Кто-то должен начать. Кто-то должен стать образцом для подражания. А вот это — причина не отрекаться. Сумасшедший или нет, то, что он делает сейчас, лучше того, что делал Садеас или остальные.­ Хватало одного взгляда на то, как живут его солдаты, его народ, чтобы понять — в этом он прав.

Бабах!

Чтобы изменить камень, по нему надо ударить кувалдой. А вдруг с человеком вроде него все обстоит так же? Может, потому все и сделалось внезапно таким трудным? Но чем он это заслужил? Далинар не философ или идеалист. Он солдат. И — стоило признать — в молодые годы был тираном, жадным до войн. Неужели жизнь, полную кровопролития, можно оправдать несколькими закатными годами, посвященными следованию заветам лучших людей?

Далинар вспотел. Ров, который он выкопал в земле, был шириной в человеческий рост, глубиной ему по грудь и длиной ярдов три­дцать. Чем дольше он работал, тем больше людей собиралось вокруг, чтобы поглядеть и пошептаться.

Осколочный доспех — вещь священная. Неужели князь и впрямь копал с его помощью... уборную?! Напряжение так глубоко на него повлияло? Боится Великих бурь. Делается все трусливее. Отказывается от дуэлей и не защищает себя от нападок. Боится сражаться, хочет, чтобы война закончилась.

И возможно, пытался убить короля.

В конце концов Телеб решил, что так глазеть на князя недопус­тимо, и отправил людей по местам. Рабочих он тоже прогнал, в соответствии с приказом Далинара велел им посидеть в тенечке, предаваясь «беззаботной беседе». Кто-то другой отдал бы такое указание с улыбкой, но Телеб был серьезен, как камень.

И Далинар продолжал работать. Он сам одобрил план работ и знал, где должна закончиться траншея для уборной — длинная, с уклоном. Потом ее накроют промасленными и просмоленными дос­ками во избежание распространения запаха. Саму уборную построят в той части, что повыше, а содержимое будут при помощи духозаклинателя обращать в дым раз в несколько месяцев.

Работать в одиночестве было еще лучше, чем просто работать. Он сам разбивал камни, нанося удар за ударом. Словно ожили барабаны паршенди, что звучали в тот давно минувший день. Князь все еще слышал ту музыку, и его трясло.

«Прости меня, брат».

Он говорил с ревнителями о своих видениях. Они предположили, что причина, скорее всего, в переизбытке дел, которыми великий­ князь Холин нагрузил свой разум.

У него не было причин верить в правдивость видений. Следуя им, он не просто проигнорировал маневры Садеаса, но опасно истощил собственные ресурсы. Его репутация находилась на грани краха. Великий князь мог увлечь за собой весь Дом.

И это самый важный повод для отречения. Если он продолжит, его действия вполне могут привести к гибели Адолина, Ренарина и Элокара. Собственной жизнью ради идеалов можно рискнуть, но как быть с жизнями сыновей?