Когда Лизи поворачивалась, чтобы уйти, её взгляд упал накнигозмею, спавшую у стены. Все эти ежеквартальные обзоры и университетскиежурналы, ежегодники, отчёты, работы, посвящённые творчеству Скотта. Во многихбыли фотографии прошлой жизни — назовём её «СКОТТ И ЛИЗИ! СЕМЕЙНЫЕ ГОДЫ».

Она без труда могла представить себе пару студентов,разбирающих змею и укладывающих её составные части в картонные коробки сизвестными марками спиртных напитков, напечатанными на боковых поверхностях, апотом переносящих коробки в кузов грузовичка, который и увёз бы их в далёкуюдаль. В Пит? «Прикуси язычок», — подумала Лизи. Она не считала себя злопамятнойженщиной, но теперь, после появления в её жизни Джима Дули, точно знала: скореев аду будет целый день идти снег, чем она отдаст бумаги Скотта в такое место,куда Вуддолби сможет добраться, не купив билет на самолёт. К примеру, оченьдаже подошла бы библиотека Фоглера в университете Мэна. Опять же, совсемнедалеко от Кливс-Миллс. Она без труда представила себе, как стоит рядом инаблюдает за погрузкой, может, даже приносит парнишкам графин с ледяным чаемпосле того, как они закончили работу. А выпив чай, они поставили бы пустыестаканы на поднос и поблагодарили бы её. Один из них, возможно, даже сказал бы,что ему очень нравятся книги её мужа, а второй выразил бы свои соболезнования всвязи с утратой. Как будто Скотт умер две недели назад. Она бы ихпоблагодарила, потом наблюдала бы, как они увозят все эти застывшие мгновенияеё жизни с ним, перекочевавшие из кабинета в кузов их грузовичка.

Ты действительно сможешь со всем этим расстаться?

Лизи подумала, что сможет. Однако змея, дремавшая у стены,притягивала взгляд. Такое множество закрытых книг, крепко спящих… онипритягивали взгляд. И она ещё какое-то время смотрела на книгозмею, думая омолодой женщине, которую звали Лизи Дебушер, о молодой женщине с высокой,крепкой грудью. Одинокой? Да, пожалуй, такое было. Испуганной? Конечно,немного, но это ушло в двадцать два года. А в её жизнь вошёл молодой человек.Молодой человек, у которого волосы постоянно падали на лоб. Молодой человек,который хотел многое сказать.

— Я всегда любила тебя, Скотт, — сказала она пустомукабинету. А может, спящим книгам. — Тебя и твой назойливый рот. Я всегда былатвоей подружкой. Не так ли?

Потом, освещая путь лучом фонаря, она спустилась полестнице, с коробкой из-под обуви в одной руке и ужасным бумажным пакетом Дулив другой.

Когда Лизи вернулась, Аманда стояла у двери на кухню.

— Наконец-то. Я уже начала волноваться. Что в пакете?

— Не хочу знать.

— Ну… ладно… Он… ты понимаешь, отсюда ушёл?

— Думаю, да.

— Я очень на это надеюсь. — Аманда содрогнулась. — Он былстрашным человеком.

«А ведь ты ещё многого не знаешь», — подумала Лизи.

— Тогда, полагаю, нам пора ехать.

— Куда?

— В Лисбон-Фоллс, — ответила Аманда. — На старую ферму.

— Какого… — Лизи замолчала. Что-то в этом было.

— Я пришла в себя в «Гринлауне», как ты и сказала докторуОлбернессу, и ты отвезла меня домой, чтобы я могла переодеться. Потом у менясъехала крыша, и я начала говорить о старой ферме. Шевелись, Лизи, нам нужноуехать до того, как сюда кто-нибудь заявится. — И Аманда повела младшую сеструв темноту.

Лизи, озадаченная, не сопротивлялась. Старый дом Де-бушероввсё ещё стоял на пяти акрах земли в самом конце Саббатус-роуд в Лисбоне,примерно в шестидесяти милях от Касл-Вью. В соответствии с желаниями пятиженщин (и трёх мужей) ему предстояло стоять там в окружении сорняков изарастающих бурьяном полей ещё долгие годы, если, конечно, земля резко неприбавила бы в цене, и тогда у них могли появиться какие-то новые идеиотносительно принадлежащей им недвижимости. Доверительный фонд, учреждённыйСкоттом Лэндоном в конце 1980-х годов, исправно платил налоги.

— А почему ты захотела поехать на старую ферму? — спросилаЛизи, сев за руль «BMW». — Что-то я тебя не понимаю.

— Да ничего такого я не захотела, — ответила Аманда, когдаЛизи развернула автомобиль и они поехали к шоссе. — Просто сказала, чтососкользну в Сумеречную зону, если не попаду туда и не увижу наш старый дом,вот ты меня и повезла.

— Разумеется, повезла. — Она посмотрела по сторонам,увидела, что на шоссе автомобилей нет (а главное, нет патрульной машиныуправления шерифа), и повернула налево, к Меканик-Фоллс, Поланд-Спринг, Грею иЛисбону. — А почему мы отправили Дарлу и Канти в другую сторону?

— Я на этом настояла, — ответила Аманда. — Боялась, что они,если появятся, увезут меня в мой дом, или в твой, или даже в «Гринлаун», преждечем у меня будет шанс побывать у мамы и папы и провести какое-то время в старомдоме. — Поначалу Лизи не поняла, о чём говорит Анда (побывать у мамы и папы?).Потом до неё дошло. У Дебушеров был фамильный участок на кладбище«Саббатус-вейл». Там покоились и добрый мамик, и Дэнди, и дедушка, и бабушкаДи, и многие-многие другие.

— Но ты не боялась, что я отвезу тебя в «Гринлаун»? Амандаснисходительно глянула на неё.

— А чего мне тебя бояться? Ты же увезла меня оттуда.

— Может, решила отвезти, потому что ты повела себя странно,захотела побывать в старом доме, пустующем более тридцати лет?

— Перестань, — отмахнулась Аманда. — С тобой, Лизи, я всегдамогу добиться своего… Канти и Дарла это знают.

— Можешь? Чёрта с два!

Аманда усмехнулась — в отсвете приборного щитка лицо у неёбыло зелёным, — но промолчала. Лизи уже открыла рот, чтобы продолжить спор,потом закрыла. Подумала, что такое объяснение могло показаться убедительным,потому что основывалось на двух очень даже понятных исходных положениях: Амандавела себя как безумная (ничего нового, обычное дело), а Лизи пошла ей навстречу(понятно почему, учитывая обстоятельства). Да, на этом они могли выехать. Чтоже касалось револьвера в коробке из-под обуви… и бумажного пакета Дули…

— Нам придётся остановиться в Меканик-Фоллс, — предупредилаона Аманду. — На мосту через реку Андрокоггин. Мне нужно кое от чего избавиться.

— Да, останавливайся. — Аманда сложила руки на коленях,откинулась на подголовник и закрыла глаза.

Лизи включила радио и не удивилась, услышав старину Хэнка,поющего «Хонки-Тонки». Стала тихонько подпевать. Знала каждое слово. Это тожееё не удивило. Некоторые вещи не забываются. Она вообще пришла к выводу, чтосамое эфемерное, что есть в окружающем её мире — скажем, песни, лунный свет,поцелуи, — задерживается в памяти дольше, чем что-либо другое. Они могликазаться нелепицами, но отказывались уйти в забвение. И это было хорошо.