Никогда не имевшие отношения к единому Германскому государству российские немцы вряд ли могли отождествлять себя с ним. К началу Великой Отечественной войны немцы СССР более 150 лет почти не контактировали с немцами Германии и поэтому сильно отличались от них по самосознанию, языку, основным элементам материальной и духовной культуры. Немцы, живущие в России, себя называют Deutschen («немцы»), а жителей Германии — Deutschlander («германцы»). При этом для российских немцев характерна иерархичность национального самосознания — себя они часто называют швабами, австрийцами, баварцами, ципсерами, меннонитами и др. Отдельно выделяют себя поволжские немцы (Wolgadeutschen). Вдобавок с немецким населением России смешались колонисты из других европейских стран — голландцы, швейцарцы, французские гугеноты и др.[2088], что также оказало влияние на формирование особого менталитета российских немцев.

Диалектная разобщенность, характерная для немецкого языка (три основных диалекта, которые делятся на более чем тридцать меньших), была ярко представлена среди советских немцев, которые сохраняли свои диалекты в отрыве от Германии — исходного языкового ареала. С «засильем» диалектов властям приходилось бороться путем внедрения немецкого литературного языка — в июне 1937 г. на XX областной партконференции АССРНП прозвучало обвинение, что в республике пропагандируется в качестве официального языка не литературный немецкий язык, а «диалект», и было дано указание противостоять этому, культивируя «чистый немецкий язык Гейне, Шиллера, Маркса и Энгельса»[2089].

Оторванность российских немцев от Германии проявлялась уже до Октябрьской революции, хотя тогда препятствий к связям с заграницей никто не чинил. Дореволюционная публицистика подчеркивала, что российские немцы не являли собой «тип германской нации», а «представление о тесных связях колонистов со своими соплеменниками в Германии было мифом». Отмечалось, что «если колониста-немца снова отправить в Германию, то он окажется в чужой, непонятной ему среде и рано или поздно вернется в Россию»[2090]. Во время Русско-японской войны никогда ранее не интересовавшаяся вопросами своего гражданства некоторая часть немецких колонистов из-за нежелания идти на войну стала заявлять о своем германском подданстве, добиваясь возвращения на «историческую родину». Однако, как отмечает И. И. Шульга, внезапно вспыхнувший у них «германский патриотизм» был лишь трюком. Пересекая границу Российской империи, немцы в подавляющем своем большинстве ехали не в Германию, а в Америку, подыскивая для себя более благоприятные места для проживания[2091]. Таким образом, привязанности к Германии не отмечалось даже у того меньшинства немцев, которое покинуло Россию. Очевидно, еще меньше ее было у большинства, которое осталось.

В 1920-х гг. и вплоть до прихода к власти А. Гитлера руководство СССР поощряло культурный обмен между АССРНП и Германией, в том числе взаимные визиты, контакты с общественными организациями, получение издававшихся в Германии литературы и периодических изданий[2092]. Как минимум до мая 1937 г. не было строгого запрета на переписку с гражданами Германии и получение оттуда посылок[2093]. Очевидно, это оказало некоторое влияние на повышение внимания советских немцев к своей «исторической родине». На XX областной партконференции АССРНП начальник политотдела 53-й дивизии РККА Кеслер указал на такой «недопустимый факт»: «Из Марксштадта[2094] нам прислали одного молодчика, который… на вопрос, что из себя представляет Нем[ецкая] республика, ответил, что это часть, кусочек Германии, и когда мы стали спрашивать, откуда у него такие сведения, он сказал, что так дома рассказывают»[2095]. Однако такие настроения были исключением, а не правилом. В своей массе советские немцы духовно так и не приблизились к Германии, и тем более не стали опорой Третьего рейха. Из высказываний немцев в тылу СССР можно сделать вывод, что они отделяли себя от немцев Германии даже в тяжелейших условиях ссылки и трудармии, высказываясь о том, что «скорее бы разбить этого проклятого немца, и будем свободно жить»[2096].

Германские оккупанты в целом не смогли опереться на помощь немецкого национального меньшинства в Советском Союзе, а мероприятия по выдвижению массы «надежных» местных немцев на руководящую работу на оккупированной территории СССР провалились — во-первых, по политическим причинам. В октябре 1941 г. в своем докладе оккупационные власти отмечали, что «местные немцы, даже если они не являются коммунистами, имеют совершенно неправильные представления о взаимоотношениях внутри рейха, а также о национал-социалистических лидерах», а «представителям интеллигенции не понятно чувство дискриминации». Нацисты считали неприемлемым, что советские немцы, в отличие от большинства немцев Германии, обработанных нацистской пропагандой, «к евреям… обычно относятся безразлично», считая их «безобидными людьми, не внушающими никаких опасений» [2097].

Во-вторых, преградой для привлечения советских немцев на службу рейху стали причины этнические. В частности, на оккупированной территории Украины было выявлено, что «национальные черты фольксдойче выражены слабо, зачастую мало кто может говорить на немецком языке»[2098]. Среди советских немцев, оказавшихся на оккупированной территории страны, не было обнаружено «никаких признаков оживления национальной деятельности»[2099]. В 1944 г. органы СС с горечью докладывали об отсутствии «германских качеств» среди 200 тыс. этнических немцев Советского Союза, эвакуированных в Фартеланд[2100], — многие из них говорили только на польском, русском или украинском языках и «забыли, как работать» (очевидно, это означало — «как хорошо, по-немецки, работать». — Ф. С.). Таким образом, вместо того чтобы, как ожидалось, найти очаги «истинной немецкости» на оккупированных Германией территориях, были обнаружены немцы, слившиеся с коренным населением, попавшие под влияние его культуры[2101]. Поэтому германские власти пытались возродить национальное самосознание этнических немцев на оккупированной территории СССР, в том числе путем издания и распространения среди них соответствующей литературы (например, букварей под названием «Будь немцем», изданных тиражом 31 500 экземпляров)[2102].