место в рядах Красной армии. Этот момент можно считать началом той великой провокации, которой большевики, будто бы отступая от своей прежней системы террора, пытались заманить к себе необходимую им интеллигенцию. Но наряду с этим «Красная газета», как всегда, была насыщена потоками брани против «буржуев». От этого они, конечно, не могли отказаться, это была основа их системы – классовой злобой поддерживать революционный пыл демократии и, непрестанно указывая им разные объекты для ненависти, держать ее в постоянном напряжении, зная, что перерыв может дать возможность опомниться. В отделе «Красной Каланчи» приводилось стихотворение Демьяна Бедного, где выводилась родословная Юденича от Иуды Предателя. «И от этого Иуды Иуденичи пошли», – заканчивалось это произведение «гениального» советского стихоплета.

Население деревни встретило нас исключительно радушно – Пажино выставило добровольческий отряд в 40 человек под командой бывшего фельдфебеля Павлова.

Отдохнув недолго, мы спешили продолжать наш поход. До сих пор красные нас не ждали, но теперь можно было ожидать появления их отрядов и с тыла, и из Житковиц, находящихся в 7 верстах от Нажина в направлении нашего движения к фронту 1-й дивизии, до которой было еще добрых 20 верст.

В авангарде шли даниловцы под командой штабс-капитана Андреева230. Было вероятие, что красные, находившиеся в Житковицах, уже предупреждены о нашем появлении, и действительно, включаясь по дороге в телефонный провод, мы могли убедиться, что красные настороже: дежурные телефонисты из Житковиц непрестанно звонили с целью проверить линию, а высланные на линию говорили, что провод цел, но что они боятся отходить далеко от деревни.

Не предупрежденный о выступлении даниловцев, я нагнал отряд лишь под самыми Житковицами. Не дожидаясь прокладки своего телефона, я побежал дальше с телефонистами даниловцев вперед и вышел из леса в момент, когда уже завязалась перестрелка, заработали и пулеметы, и пули с характерным звуком впивались в стволы деревьев и сбивали листья с веток. Только я успел сделать первые выстрелы, как даниловцы бросились в атаку, я перенес огонь далее, но его скоро прекратил, 2-я рота под командой прапорщика Гауса (ныне покойного) скорым шагом подходила к деревне, не обращая внимание на огонь красных. Цепь ворвалась в окопы красных и погнала их, захвативши пулеметы. Мой перенос огня, как оказалось, принес пользу, наведя панику на уходящий в сторону Дворца обоз красных. На другой день нашли по всему пути брошенные повозки и двуколки, среди доставшихся нам вещей был найден даже корсет жены комиссара.

К вечеру весь отряд, кроме двух рот, оставленных в Нажине, был сосредоточен в Житковицах. К этому времени было получено известие, что наши заставы у Жилого Горнешнего и на Сяберской дороге были сбиты красными. Ожидаемые нами со стороны Пустынки и Лукова части 1-й дивизии, долженствующие наступать нам навстречу, не были обнаружены нашей разведкой. Таким образом, мы оказались совершенно отрезанными от своих. Ко всему, командир 2-го батальона Красногорского полка неожиданно и самочинно тоже появился в Житковицах, очистив без всякого напора со стороны красных деревню Пажино. Все это заставило осторожного Бельдюгина отказаться от плана немедленно двигаться на Дворец – Великую, а раньше восстановить связь с 1-й дивизией. Кроме того, ужасающее состояние дорог, болота и непроходимые леса сильно затрудняли движение. От бескормицы и трудной дороги лошади в орудиях и обозах становились, местами нам приходилось прибегать к помощи пехоты, чтобы вытягивать орудия из трясины. Люди были без хлеба, так как в ротах запасов продовольствия не было. На следующий день даниловцы с моим взводом перешли на эстонские хутора на полдороге между Житковицами и Луговым. Такие хутора были вкраплены в лесах почти повсеместно, владельцы их были эстонские переселенцы, купившие себе эти участки казенного леса, они были зажиточные крестьяне. В этот день части Колыванского полка заняли оставленную красными деревню Луково, и мы установили связь с 1-й дивизией. На хуторе были большие запасы немолотого овса, который с жадностью пожирали мои лошади, не получавшие довольствие два дня. Все последующие дни до 4 октября мы простояли, отдыхая перед ожидаемым наступлением. Деревня Пажино была снова занята нашими частями. Части 1-й дивизии перешли в наступление и вышли на нашу линию.

Сводки штаба дивизии приносили радостные вести о крупных успехах на Юге России, а также об удачных действиях частей 2-го корпуса, которые, разбив 19-ю красную дивизию, вышли на Варшавскую железную дорогу и заняли станцию Струги Белые. Как следствие этих сведений, настроение в частях улучшалось, кроме того, получена была телефонограмма, извещавшая о прибытии обмундирования в количестве 20 000 комплектов, которые должны были быть распределены сначала строевым частям, а затем тылам. К сожалению, этот приказ был лишь частично выполнен. Во всяком случае, многие солдаты получили английское обмундирование и сапоги, так называемые «танки». Раздача обмундирования породила шутку над псковичами. Как известно, псковичи цекают, то есть вместо буквы «ч» говорят «ц». Так вот, их дразнили: «Псковицане цто англицане, только нарецие инаце». Та же телеграмма сообщала о том, что эстонские таможенники чинят нам всякое препятствие, затрудняя пропуск продовольствия и имущества за проволочное заграждение в Нарве.

4 октября нашему отряду в старом составе приказано было перейти в наступление и, заняв деревни Горнешное и Затрубичье, закрепиться на линии деревень Сяберо – Подледье – Завердужье. Сосредоточившись к 10 часам в Пажине, отряд (в авангарде шли даниловцы) двинулся вперед. Сбив заставу у мельницы, начали наступать на Горнешное, откуда мы были встречены пулеметным огнем. Думая, что будет сопротивление, начал налаживать связь с батареей, но в это время справа раздалось «Ура!» – 4-я рота пошла в атаку. Побежали вперед, до деревни было не более полуверсты, по дороге в лесу удалось словить еще нескольких пленных, разбежавшихся после сбития заставы. В деревне стоял кавардак, как это часто бывает непосредственно после атаки: со всех концов сводили и выстраивали пленных, часть роты продолжала преследование, другие люди рыскали по деревне, собирая и растаскивая добычу, которая оказалась богатой: обозные повозки с ящиками советских папирос – накануне происходила раздача табака. Пленных собралось до 70 человек. Все рослые и бодрые на вид ребята, большинство из зеленых, насильно и жестокими мерами согнанные на мобилизацию, многие посидевшие в тюрьмах за дезертирство. Среди них двое офицеров. Один из них, подтянутый и веселый, сдал весь свой взвод целиком, – когда мы подходили, он приказал людям стрелять вправо или влево, но отнюдь не в белых, и действительно, при нашем появлении взвод сложил оружие и выстроился для перехода к нам. Зато другой на вопрос, хочет ли он у нас служить, отвечал, что просит отправить его в