настоящую перестрелку, на наш огонь красные отвечали пулеметами, но ненадолго, готовая к бою батарея быстро заставила умолкнуть красных. Так как наступал час, назначенный даниловцам для атаки Аксентьева, мы перенесли огонь на окопы около этой деревни. Вскоре мы заметили движение в красных окопах, а затем их вообще не стало видно. Когда даниловцы начали подбегать к деревне, поджигая по дороге снопы соломы (это был опознавательный знак), красных уже в деревне не оказалось. Вот выдержка из дневника красноармейца с описанием этих боев:

«С. 24 варили суп во копах днем получили получку рыбу жарили поели полден было приказано наступат на деревн. Аксентево нашему батальону надо было зайти втыл прот. слева вафланга, шли и заблудилис вернулис взат снова отправ. шли лесом болотам тропинкой вышли к дер. Аксентево куда нужно было нидошли 4 вер. сбилис с дороги.

25 Стретилис со 2 батальоном пошли вобхот на деревню Аксентево обошли противн. ни оказался пошли далше дер. Спас окинули цепю противн. стал отстреливаца мы спешно расположилис вдол ручья и открыли огон всем батальоном. Заработала 3 пулемета я стал перебираца через ручей влетел посаму ж… потом бросил ватаку прот. был выбит причем захватили 5 пленых. Днем потшибли курицу варили суп и картошку солю.

26 Ноч прводили спокойна. Днем толки успели сварит суп противн. стал опстреливат из батареи мы схватили горшок и расположилис пд сараем обедат. Снаряды так и рвали рядом нам приказали отступать на деревню Горки контора была занята противником нам надаю была прерывает цеп дорога по которой шли наступат на деревне Спас передана была у него. Мы взяли провожатую и пошли мимо Горок дорога мочен плоха была даже ранге никто наездил были таки болота что приходило распрягать лошадей и тащит на себе отошли 15 в. ночевали на утори спали соломы».

Следующий день провели в Извозе и только к вечеру получили приказ о дальнейшем движении. Одновременно пришло известие о занятии волынцами (9-й роты) хутора Лошево, где было захвачено 60 пленных. Приказ Бельдюгина начинался так: «Противник в составе 163-го и 165-го п.п. бежал; 163-й из деревни Аксентьево в южном направлении, 165-й в направлении Лошево – Сябер – Подледье.

Вверенному мне отряду приказываю продолжать движение через Лошево и занять деревни Большие и Малые Житковицы, после чего выделить отряд для занятия деревень Высокая и Дворец» и т. д.

Во исполнение чего 2-я рота волынцев (одна рота должна была остаться в Лошеве) вместе с 5-й ротой Темницкого полка с двумя орудиями 1-й батареи и 4-й ротой красногорцев должны были атаковать деревни Малые и Большие Житковицы, расположенные в 15 верстах в тылу красных. Оттуда Темницкий батальон (даниловцы) должен был идти на деревни Высокая, Дворец, находящиеся в тылу атакующих Гнездиловую Гору (позиция 1-й дивизии) красных частей, отрезав таким движением пути их отступления на восток.

Назначенное на рассвете выступление началось лишь около 8 часов, так что до Лошева мы добрались лишь к полудню. Там был сосредоточен весь отряд. Меня дружески встретили офицеры 3-го батальона волынцев: «Пришла наша артиллерия, теперь можно двигаться!» Новый командир батальона капитан Павловский229, весь искалеченный еще в последнюю войну, просидел около полугода в псковской тюрьме. Он просит меня поддержать его в бою, меня трогает и дружеская встреча, и доверие пехоты. Мой старый знакомый по Мокрой Ледине Успенский повел меня показать вчерашних пленных – все мальчишки 17–18 лет, низкорослые, с тупоумным видом, свойственным новобранцам, жевали выданный им белый хлеб, рядом валялись шкуры сушеной воблы, составляющей основное питание красноармейца. «Вы посмотрите, – говорил Успенский, – совсем дети, когда мы вчера бросились в атаку, все с головой забились в окоп. Мои молодцы за ноги их оттуда тащили, а они плачут и просят: «Дяденька, не бей!» – прямо потеха».

Привели проводников, местных крестьян, тут же подошли братья Родионовы из Мужича, и началось совещание. Дорога на Житковицы из Лосева действительно существовала, но переправа через речку Черную у Козьего брода оказалась совершенно непроходимой: «Да там никто и не ездит, только бабы за ягодами ходят, для того жердочка положена, а вы туда с повозками и пушками собрались!» Пришлось выбирать другую дорогу, а именно вдоль озера Горнешного, которая выходила на дорогу Завердужье – Горнешное – Пажино – Житковицы в полуторах верстах от Жилого Горнешного, которое было не в 15 верстах, а в 30 в тылу у красных. Выбора не было, а потому пришлось идти этой дорогой. Я осветил моим офицерам положение и указал им держаться ближе к орудиям, так как я сам буду следовать за пехотной разведкой. Начиналась местность, покрытая малопроходимым лесом и болотами, могли встретиться всякие неожиданности, дорога, по которой нам придется идти, единственная, а потому надо по ней пробиваться во что бы то ни стало.

Лишь около двух часов выступили дальше. Сначала сносная дорога вскоре испортилась и пошла горелым лесом, то поднимаясь, то спускаясь с крутых песчаных бугров. Не успели мы пройти и 7 верст, как авангард остановился. Волынцы обнаружили сильную заставу красных, расположенную так близко от поворота дороги на Пажино, что пройти отряду мимо нее и не быть ею замеченным было невозможно.

Приходилось ее сбить. Со свойственной волынцам медлительностью повели разведку, ища удобного места, чтобы обойти противника, атака в лоб окопавшейся заставы могла обойтись дорого. Но окопы красных упирались флангами в озера, обход их был немыслим, оставалась лишь атака в лоб. Бельдюгин, не желая обнаруживать в своем отряде присутствие артиллерии, запретил мне стрелять.

На бугре у дороги, поперек которой лежали наши цепи, завязавшие перестрелку с заставой, был большой камень-валун, под прикрытием которого собрались Павловский, Успенский и я. Несмотря на огонь наших пулеметов, красные держались крепко и, казалось, не собирались легко уступить свою позицию. В то же время осеннее солнце уже клонилось к закату, а ночевка в лесу в непосредственной близости противника мало кому улыбалась, а мне с моими пушками и подавно. «Хоть бы вы постарались их сбить, а то так мы еще долго пропутаемся», – говорил мне Успенский. «Так при вас же полковник запретил мне стрелять», – возражал я. «Но не ночевать же так!» – «Знаете что, – сказал я, – несмотря на запрет, все же думаю стрельнуть, авось собьем красных, а если удастся – победителей не судят». Со всех ног Званцов, который неизменно находился при мне, побежал передать мое приказание, и скоро у камня появился мой телефонист с аппаратом и катушкой провода. Чтобы перекидывать снаряды через деревья на такой близкой дистанции, пушки пришлось вкатить на бугор.