— Их могут взять в руки только боги!

Он пробежал по коридорам, на бегу он споткнулся о золотистыйпушистый комок, неожиданно метнувшийся навстречу, едва не стоптал:

— Кузя... бедный ребенок! Ты меня спасла, ты менявыручила... но сейчас иди к своим куклам. Где твои няньки?

Кузя обеими руками держала Хрюндю. Жаба, разом исхудавшая,сидела у нее на груди, обхватив обеими лапами за детскую шею, а ладошками Кузяподерживала ее под толстую задницу. Увидев Мрака, Хрюндя слабо зашевелилась,пыталась вырваться из рук Кузи. Кузя вскричала обвиняюще тоненьким как комарикголоском:

— Я знаю, куда ты идешь!

— Вернуть тебе сестру, — бросил Мрак, чувствуя чтооправдывается.

— Мне? — переспросила она подозрительно, — или себе?.. Я всепа-анимаю!.. Эх ты... Возьми тогда хоть Хрюндю.

Она протянула к нему ручонки, и Хрюндя, которая всегдаохотно перелезала к Кузе, та умела ей чесать не только пузо, но и под лапками,теперь поспешно начала перебираться на волчовку Мрака. Он попытался отодрать ееслабые лапки, но жаба запищала так жалобно, что он лишь раздраженно буркнул:

— Как хошь... Но ты ж еще ранетая!

От такого слышу, ответила жаба взглядом. Она вздохнула сглубоким удовлетворением, прижалась к его плечам плотнее.

Когда Мрак ворвался в священную палату, там лежали двоеубитых волхвов. Золотые вещи грозно и страшно полыхали небесным огнем. Жар былстоль велик, что волосы на голове Мрака затрещали. Он ощутил как сворачиваютсяего брови, а кожу обожгло.

Хозяйка выступила из стены, когда Мрак упрямо двинулся кзолотым вещам. Он еще успел подумать с завистью, что хорошо бы уметь вотнапрямик сквозь стены.

Голос Хозяйки Медной Горы звучал обрекающе:

— Не смей!.. Только боги могут касаться этих вещей!

— Когда-то я такое уже слышал, — прорычал Мрак.

— Берегись, смертный!

— Кто спорит, — крикнул он сипло. — Но смертный можетбогом... или даже больше, чем бессмертным богом, когда... Нет, объяснять — немое умение, а ты зри...

Он пошел прямо на плящущие языки пламени. Хозяйка МеднойГоры, судя по ее лицу, ощутила несвойственное богам смятение. Люди, слабые и сжизнями не намного длиннее жизни искр костра, иногда выказывают странную мощь!

В двух шагах от золотых вещей он ощутил, что сейчас вспыхнетодежда, загорятся волосы. Жар был невыносимым. Чувствуя, что сейчас отдернетобожженную руку, гаркнул зло:

— Шалишь?.. Вот я тебя! Снова в перевязь захотелось?

Свет стал резко меркнуть. Мрак, ругнувшись, схватил ярмо, навсякий случай перебросил в другую руку. Он услышал сзади потрясенный вздох.Оглянулся, у Хозяйки Медной горы рот был распахнут так, что влетела бы воронасредних размеров. Кузя счастливо верещала.

Одев ярмо на локоть, он сердито обратился к чаше:

— Не утихнешь, я те дам! Станет тем, кем была. Будут хвататьбез всякого почтения.

Чаша утратила блеск, стала вроде бы меньше, смиреннее, дажевроде бы осела. Мрак схватил ее без всякого почтения, грозно посмотрел на оралои топор. Кожа на ладони зашипела. Хозяйка услышала запах горелого мяса. Мракшвырнул чашу в мешок, ухватил топор. Я бы не смогла, подумала она смятенно.Ведь больно же!.. Я бы отдернула руку. Как отдернула бы лапу львица, медведица,волчица, рысь, лица, курица, гусеница...

Огляделся:

— Теперь куды?

Хозяйка сказала потрясенно:

— Ни один смертный... Ни один! Это же священные вещи!

— А чо вещи? — огрызнулся он раздраженно. — Священнымиделают люди. Начни кланяться придорожному камню или, скажем, вербе во дворе, иот нашей веры станут священными, нальются спесью.

— Но как ты решился!

— Как... не всегда же эти вещи были золотыми!

Хозяйка ужаснулась:

— Не богохульствуй! Как это не всегда?

— А так, — ответил Мрак раздраженно. — Как не всегда Сварогбыл Сварогом. Но мы спешим!

Она вздрогнула:

— Там в комнате Угодника угасает Знак. Если не успеешь...

Он слабо помнил как вбежал в покои Угодника. На полу слабосветилась пятиконечная звезда, размером в колесо телеги. Лучи медленно гасли, исердце Мрака стиснулось в горьком предчувствии. Он прыгнул в середину звезды,ударился о твердый камень пола.

Под ногами было горячо, но это был жар остывающего камня. Ив комнате уже не чувствовалось запаха колдовства, магии, волшбы...

Он хотел было выйти из звезды, но вдруг камень под ногамисловно бы расжижился. Подошвы начали проваливаются в горячую массу. Емупоказалось, что он тонет в расплавленном воске.

Он не удержался, закричал от жгучей боли, и тут жепровалился до подбородка. С трудом закрыл рот, раскаленная масса камняподнялась до глаз, прижгла рану на голове, и он ощутил, что продавливается вседальше и дальше сквозь кипящий тяжелый огонь.

Он не знал, сколько это длилось. Он трижды терял сознание,приходил в себя, снова терял, всякий раз был уверен, что уже умирает, что наэтот раз уж точно, а на этот раз уж совсем наверняка...

— Светлана, — простонал он, чувствуя что уже истощилпоследние силы. — Я иду... Я снова тебя спасу, как и в тот раз... Думай обомне, и я прийду... Если чистая душа будет неустанно...

И когда упал, ударился о твердое, ощутив свой вес, оностался надолго лежать, уже не веря, что может двигаться, что не сгорел впепел, что кости не размолоты в муку для корма свиней.

Он не помнил, сколько так лежал, мечтая чтобы смерть пришлапоскорее. Наконец по обожженному телу пробежала судорога. Он тряхнул головой,кровь осыпалась темными струпьями. Оказывается, его корчит от холода!

Перед глазами темнел обломок черного дерева. Пахло гарью, новоздух, заполненный вонью, был холодным, вязким, словно нечистоты плавали вышеголовы.

Кто-то потрогал холодной мерзкой лапой его за лицо. Ондернулся, расширенными от ужаса глазами уставился на страшную пасть.Отодвинулся, сплюнул с досады.

Хрюндя потыкалась в него холодным носом, ее лапы ужепривычно вцепились в его плечо. Она повозилась, устраиваясь поудобнее,прижалась теплым пузом. Рядом с Мраком лежала котомка со священными вещамибогов.

— Глупая, — выругался Мрак. — Останешься здесь, дура...Будешь мертвяков пугать!

Он поперхнулся дурным запахом, дико огляделся. Развалины, откоторых веет безнадежностью, унынием. Небо пугающе красное, с быстро бегущимитемнобагровыми сгустками. Над виднокраем висит огромное черное солнце, страшноеи нечеловеческое.