— Да, — согласился он. — Чувствовать боль нормально. Но какой бы сильной она ни была сейчас… потом тебе станет легче. Немного, но станет. Обещаю, — мягко произнёс мужчина, теперь набравшись смелости положить руку на её коленку, чтобы нежно погладить, успокаивая.

Эрика некоторое время заинтересованно смотрела на Йенса, а затем вдруг состроила бровки домиком и сделала жалобный взгляд:

— Пожалуйста, не заставляй меня идти домой! — почти прохныкала она, отчего у Ольсена ушло сердце прямиком в пятки.

— Я не буду, если ты не хочешь, — растерянно отозвался Йенс. — Я могу расстелить свой диван. А сам посплю на полу.

— Тебе не обязательно спать на полу, — покачала головой Ричардсон.

— Но тебе спать на полу я не позволю.

— Почему бы нам не поспать вместе?

Йоханесс сдавленно ахнул, пытаясь понять, спит ли он сейчас или нет. Может быть, это опять галлюцинации, как тогда с Эльфридой? Ольсен незаметно ущипнул себя за руку и не проснулся. Что ж, если это настолько реалистичный сон, то нужно пользоваться происходящим. К тому же, еще все можно свалить на легкое опьянение Эрики и на то, что она пытается отвлечься от своей боли.

— Конечно, — мягко и сипло ответил Йоханесс, попытавшись унять все свои эмоции.

Следующее время Ольсен занимался тем, что пытался сгрести весь мусор в кучу и спрятать его от Эрики, которая стояла в дверях и с интересом все рассматривала. Йоханесс до ужаса боялся, что Ричардсон обвинит его в неопрятности и скажет что-нибудь презрительное, но женщина почему-то продолжала молчать. Потом художник расстелил диван, чего он обычно не делал, предпочитая спать так, достал чистое белье и постарался создать в комнате хотя бы немного уюта.

— Ты согрелась хотя бы немного? — спросил Ольсен.

— Да.

— Эээ… хочешь, я дам тебе свою футболку или рубашку? Ты же не будешь спать в своем платье? Моя футболка как раз будет тебе… как платье. Еще я могу зажечь камин, чтобы было теплее, — вновь быстро-быстро произнес Йоханесс, чувствуя себя крайне неловко, задавая такие вопросы.

— Ты просто хочешь посмотреть на то, как я выгляжу в твоей футболке, да? — игриво ухмыльнулась Эрика.

— Что за глупости ты говоришь, — смутился Ольсен, чувствуя, как краснеют щеки.

— Не волнуйся ты так. Я просто пошутила. От предложения отказываться не буду, — беззаботно произнесла Ричардсон.

Йоханесс набрал воздуха в легкие, понимая, что нужно собрать все свои эмоции и запихнуть куда подальше. Он когда-нибудь с ума сойдет с этим сумасшедшим ребенком, которого почему-то все называют главой мафии. Ольсен вновь залез в свой шкаф, кое-как выудив оттуда чистую футболку.

— Отдаю тебе все самое лучшее, — торжественно произнес Йоханесс, протягивая Ричардсон одежду.

— Спасибо, dolce, — хмыкнула Эрика.

Мафиози стащила свой маленький пиджачок, затем ловко расстегнула молнию на платье и принялась его бесстыдно стаскивать. Йоханесс смущенно отвернулся, чтобы не создавать неловкости и не мешать Эрике.

— Ты назвала меня идиотом по-итальянски? — проглотив возникший в горле ком, спросил Йоханесс, пытаясь не думать о том, что за спиной стоит Ричардсон и снимает с себя одежду. — Всегда было интересно, что ты говоришь, когда переходишь с английского на итальянский.

— Почему сразу идиотом? — хмыкнула Эрика.

— Ну да, правильно. Оскорблений существует очень много, — ладони вспотели, а кожа покрылась мурашками, но Ольсен продолжал держаться.

— Нет, Йенс, я не про это. С чего ты взял, что я оскорбила тебя? — кажется, Ричардсон и правда беспокоил этот вопрос.

— Ну, ты либо оскорбляешь меня, либо называешь «котиком». Разве может быть иначе?

— Очень даже, — обиженно фыркнула Эрика.

— Так, хорошо. И как ты назвала меня? — с интересом спросил Йоханесс.

Женщина загадочно промолчала, в то время как любопытство Ольсена стремительно росло.

— Эрии-и-ика-а-а, как ты меня назвала? — почти проскулил Йенс.

— Ты правда так хочешь начать изучать итальянский? — хихикнула Эрика.

— Возможно, хочу. Потому что так я смогу понимать то, что ты говоришь!

— Зачем тебе это?

— Я уверен, что на итальянском ты говоришь те вещи, которые не можешь сказать на английском.

Эрика вновь замолчала на какое-то время.

— Это был удар ниже пояса! — пародируя интонацию Йоханесса, вдруг воскликнула она.

Ольсен замер, а после чего разразился громким смехом. Это прозвучало так забавно и очаровательно, что он не смог сдержаться. Йенс до безумия и до боли в сердце очарован этим удивительным существом!

— «Dolce» на английском звучит как «сладкий», — гордо произнесла Эрика, когда Ольсен перестал смеяться.

И тогда Йоханесс решил, что уже давно пора было подыскать себе местечко на кладбище и начать копить на гроб, потому что Эрика убьет художника не выстрелом револьвера, а своими словами, своим поведением, которое то до ужаса невинное, то до ужаса необъяснимое, то до ужаса жестокое. В последнее время Ричардсон открывалась художнику с совершенно новых сторон. И теперь Йоханесс точно был уверен, что Эрика — далеко не только жестокость и агрессия, но и уйма положительных качеств, которые Ричардсон закапывала глубоко в сердце, боясь, что кто-нибудь сможет её раскусить и понять.

— Пойдем спать, Джованни, — ласково произнесла Эрика. Йенс повернулся к ней лицом и сделал несколько шагов, приближаясь к кровати.

Футболка тёмно-зеленого цвета действительно казалась похожей на домашнее платье. Йоханесс очарованно ахнул: ему-то она была как раз, а фигурка Эрики вдруг стала такой маленькой и хрупкой. А сама она из мафиози вдруг превратилась в обычную девушку, которая решила провести вечер дома.

— Почему Джованни? — хрипло спросил он, с трудом пытаясь заставить себя отвести взгляд. Не выходило.

— На итальянском твое имя, скорее всего, звучало бы как-то так, — улыбнулась Эрика, плюхаясь на кровать.

— Звучит глупо, — фыркнул Йоханесс, ложась рядом.

— А мне нравится, Джанни, — хихикнула Эрика.

— Ради Бога, перестань!

— Прости, Йон.

— Никогда не сокращай моё имя таким образом, никогда, Рикки!

— Ну и омерзительно же это прозвучало, Ян.

— Я знаю, Кики.

— Меня сейчас стошнит.

Наконец, в комнате повисла тишина, причем какая-то неловкая. Эрика лежала спиной к Йоханессу, так близко, что достаточно было одного неловкого движения, чтобы случайно дотронуться до неё. Ольсену так хотелось прямо сейчас обнять Ричардсон, прижать её к груди и гладить по рукам, пытаясь подарить всю свою любовь и нежность. И Йенс решил рискнуть.

Художник осторожно вытянул руку и накрыл ей талию Эрики, почувствовав, как дыхание Ричардсон стало более резким и быстрым. Тогда Ольсен потянулся дальше и накрыл своей ладонью кисть Эрики и немного сжал ее, теперь уже ожидая чужой реакции. Некоторое время Ричардсон, казалось бы, вообще не шевелилась, но потом осторожно подвинулась ближе к Йенсу и прижалась к его груди, щекоча длинными