— З-здр-равст-твуйте. М-можн-но м-мне Л-лексу?

— А кто ее спрашивает?

— Ол-ливер Рас-см-муссен, ее др-руг, — попытался нормально ответить парень, но вышло как обычно. Ему очень повезет, если мужчина что-нибудь поймет.

— Не волнуйся ты так, Оливер Расмуссен, — усмехнулись в ответ. — Сейчас позову.

Оливер висел на телефоне, наверное, минут десять. Парень уже было подумал, что про него забыли, а значит, сегодня у него не выйдет услышать голос Алексии. Расмуссен уже хотел было положить трубку, когда девушка, наконец, появилась.

— Привет, Олли. Что-то случилось? — Лекса говорила тихо и, кажется, как-то даже устало.

— Привет. Т-ты… ты в порядке? — тихо отозвался Оливер, кусая губы.

— Да. Ничего серьезного. Что там у тебя? Давай быстрее.

— Лекса, ты только не сердись, — Оливер тяжело вздохнул, — но я начал вс-вс-встречаться с Молли.

Эдвардс на некоторое время замолчала. Оливер испугался, что от неожиданности с Лексой что-то случилось. Может, она потеряла дар речи?

— Я рада за вас, Олли. Кажется, между вами давно уже проскочила искра. Не забудь позвать меня на вашу свадьбу, — засмеялась девушка. Ее голос был таким ярким и счастливым, что Расмуссену стало не по себе.

— Ты правда рада?..

— Конечно, ты же мой лучший друг. Я буду рада, если Молли сделает тебя счастливым, — так же воодушевленно произнесла Лекса.

— С-спасибо, Лекса, — прошептал Оливер.

— Не за что, мальчик. Будь счастлив. А сейчас, если ты не против, я пойду? Папе нужно помочь.

— Конечно.

•••

Гречка — Люби меня, люби

Лекса грубо бросила телефонную трубку на место и с силой хлопнула открывшейся дверью шкафчика. Хотелось кричать или вытащить ту привлекательную пушку из папиного кармана и застрелить кого-нибудь. А лучше все сразу.

Девушка быстрым шагом направилась на второй этаж в свою комнату. Сейчас она чувствовала себя брошенным человеком, никому ненужным и совершенно бесполезным, тем, кто никогда не найдет свое предназначение в жизни и не встретит того, кому сможет доверять все свои секреты и мысли.

Девушка не нужна была своему родной матери, а даже если и нужна, то работа для неё все равно всегда будет на первом месте. Лекса буквально мечтала о тех беззаботных днях, когда могла прижаться к ней, вдыхая такой привычный запах роз, и стоять так долго-долго, чувствуя целебную силу объятий. Но мама Алексии всегда отличалась от других людей и явно не могла быть описан словом «нормальная». Были дни, когда Эрика не появлялась дома вообще. Иногда такие дни объединялись в целые недели. Девушка плохо спала ночами и волновалась о человеке, которого считала самым дорогим в своей жизни, постоянно спрашивала папу о ней. Кристиан клялся, что мама в порядке, но она ему не верила.

Эдвардс никогда не могла понять, о чем думает мать, что творится в её голове и душе, что она чувствует. Эрика всегда казался слишком сложной загадкой, в то время как Лекса мечтала о доверительных отношениях и о том, как будет обмениваться секретами с мамой. Как другие девочки.

Лекса чувствовала себя маленьким ребёнком, запутавшимся в себе, который теперь уже не понимал, что делать, к кому идти. Есть ли люди, которые еще не наплевали на нее?

Оливер? Что теперь с ним? Чем эта Молли была так прекрасна и удивительна, раз он решил, что эта девчонка, которая никогда не шла на крайние меры и на рискованные поступки, чтобы помочь Оливеру и быть рядом, когда он того нуждался, может стать его второй половинкой, его светом и звездой? Лекса больно прикусила губу, чувствуя, как с глаз текут слезы. Какая же она жалкая и слабая, раз лежит сейчас на кровати, прижимая к груди мягкую подушку, и ревет, словно маленький ребенок.

Однако девушка ничего не могла поделать с тем, что еще при первом знакомстве различила особую связь с Олли, что не могла отказать ни одной его просьбе, что преданно помогала ему, словно маленькая глупая собачка, что ставила чувства выше своих и пыталась подавлять свои глупые эмоции, что мальчик с большими темными грустными глазами украл ее сердце.

Лекса ненавидела думать об этом, но теперь уже глупо противиться и что-то отрицать, когда все уже предельно ясно. Эдвардс без ума от этого хрупкого ребенка, за которым нужно постоянно следить, чтобы он куда-нибудь не вляпался, а сам Расмуссен решил отдать свое сердце в руки глупой Молли, которая никогда и ничем не сможет помочь Олли в его тяжелой жизни.

Лекса определенно терпеть не могла Фостер, эту Дюймовочку с большими глазами и идиотской книжкой про любовь в руках. Эдвардс, если бы могла, определенно убила бы эту маленькую дрянь собственными руками. Лекса ненавидела Молли еще с тех пор, как начала замечать на ней взгляды Оливера. Тогда парень отнекивался, но Эдвардс не идиотка.

Лекса вскочила со своего места и начала разбрасывать по комнате игрушки, швыряться вещами и кричала, громко, надрывно, пытаясь выбросить все эмоции прочь. Ее не волновало, что эти звуки наверняка слышал и кто-нибудь другой.

— Люби меня! — вскрикнула Лекса и осела на пол, захлебываясь рыданиями.

Но несмотря ни на что, девушка не могла злиться на Оливера и на то, что он предпочел ей другую девушку. Его глупое сердце полюбило Молли, а значит, Лексе придется это принять. В конце концов, она должна быть хорошей подругой.

•••

Hozier — Better love

Оливер, кажется, уже даже успел заснуть, когда в дверь внезапно кто-то слабо постучался, причем как-то вяло, что парень удивился, почему вообще услышал этот звук и очнулся от сна, разбуженный им. Однако отец, стоило полагать, не покинет зону своего комфорта, чтобы открыть дверь. В первую очередь Расмуссен подумал о том, что Эльфрида и дядя Гловер решили навестить родственников. Он пытался утешить себя этой мыслью, но выходить в коридор поздней ночью все равно было как-то некомфортно и, как бы стыдно ни было бы это признать, страшно.

Наконец, пересилив себя, парень поднялся с теплой постели и надел халат, после чего на всякий случай схватил в руки толстый словарь. Он приоткрыл дверь и прошел в коридор, на секунду остановился, надеясь, что стук прекратился. Но как же! Тихий, прерывистый, осторожный, словно поздний гость боялся поранить костяшки, звук все еще раздавался по дому. Оливер заглянул в комнату отца и увидел его, видимо, тоже встревоженного поздним визитом, выглядывающего в окно, чтобы понять, кто является незваным гостем.

— Пап, мне страшно, — прошептал Расмуссен, крепче сжимая пальцами словарь.

— Не бойся, — хрипло ответил Йоханесс, схватив стоящую возле камина кочергу.

Мужчина уверенным шагом вышел в коридор и