сможет.

Сердце раненым зверем билось о ребра, вихрем мелькали мысли, дорисовывая перед глазами сцену, как сейчас, возможно, герцог целует Маниэр и она пылко отвечает к нему, тянется, прося ласки и любви, которую Степан так и не смог ей дать.

И граф бежал, бежал, бежал… бежал, пока ноги его держали, бежал до тех пор, пока не свалился без сил в каком-то темном грязном углу замка.

И не знал, что никто из близких ему, его не предал. Ведь Касар бы никогда не стал красть чужое.

Маниэр взволнованно смотрела на герцога, на вампира, с лицом Кифена, и представляла, что это граф.

Но в этом трепетном волнительном предвкушении, в томительном ожидании горечь неприятно оседала внутри, ведь Маниэр прекрасно понимала, что обманывает себя. Но так желала быть обманутой.

Касар смотрел в ее глаза, и чувствовал, как спирает дыхание. Аяра смотрела на него так же, и это будоражило до мурашек. Жена, его драгоценная жена, что больше не с ним.

Он взял ее руку и трепетно коснулся губами кончиков пальцев. Больше он не смел опорочить то, что принадлежало его названному сыну.

Маниэр трепетно прижала целованную руку к груди, пряча глаза. У герцога на ресницах блестели слезы.

Они желали видеть перед собой совершенно других. Но знали — это невозможно.

— Я возвращаюсь в гнездо. — дрогнувшим голосом произнес герцог.

— Даже не увидитесь с графом? — едва слышно пролепетала Маниэр, и Касар отрицательно качнул головой.

— Нет. Передай ему, чтобы ни о чем не переживал. И, прошу тебя, прекрати его мучить. — тихо попросил герцог, но Маниэр ничего не ответила.

Она тоже мучилась, но ее боль унять некому. И сердце, разбитое, растоптанное десятки раз, больно сжималось, обливаясь кровью.

Она знала — шанса нет. Но так боялась упустить последнюю возможность стать к Кифену ближе, стать для него дорогой и желанной хотя бы на мгновенье. Она утешала себя криво придуманным обманом, находила оправдания своим поступкам, и сгорала изнутри.

Больно, больно, больно… но в целом мире нет никого, кто протянет ей руку.

Маниэр это знала, ведь она — вампир. Таких, как она — не любят, их — убивают. И потому ждать чего-то от иномирца было глупо, ведь он такой же, как все — он не вампир.

И никогда им по-настоящему не станет.

Маниэр вытерла слезы. Граф всю свою жизнь был человеком, с чего бы ему полюбить ее — одну из ненавистных ему вампиров?

Но она попытается. Еще раз. Последний раз.

Маниэр знала, ничего не выйдет, но не имела права сдаться, иначе станет жалеть об этом всю свою жизнь.

Степан же сидел в кромешной тьме, пытаясь унять взбунтовавшееся сердце. Он любил ее, любил так, как не любил еще никого и никогда, и потому не мог позволить себе подвергнуть ее опасности.

И оттого становилось лишь тяжелее, ведь защитить, значит отпустить.

* * *

Он не знал, сколько прошло часов, или, возможно, суток. Тихо зашел в кабинет и сел за рабочий стол. Было поздно, Веце и Маниэр уже спали.

Степан бросил равнодушный взгляд на письмо, лежащее поверх стопки. Печать герцога Ибенира, наверняка это драконий выродок опять вызывает графа Вальдернеского для участия в рейде.

Попаданец, не раздумывая, кинул письмо в урну. Титул отнимут буквально через пару дней, какой смысл Степану проливать там свою кровь?

Замер, и достал письмо, распечатав конверт. Да, всё-таки рейд на монстров. И уже этим утром.

В любой другой день он бы отказался, но сегодня ему было жизненно необходимо вырваться куда-то из этого замка. И бой — хороший способ отвлечься от своих проблем.

Граф тихо переоделся в боевой костюм, повесил ножны на пояс, надел наплечники и нарисовал на полу телепортационный круг. Что ж, даже если его разорвет из-за неправильной формулы, сожалеть он об этом не будет.

Степан бездумно шагнул вперед и активировал портал. К своему сожалению, он выжил и переход прошел хорошо.

На улице было темно — солнце едва-едва начало появляться из-за горизонта, холодный влажный воздух ударял в лицо, но граф неподвижно стоял на огромном каменном плаце, где герцог Ибенир собирал солдат перед рейдами.

Темно и холодно. Одиноко. И одиночество, жгучее, невыносимое одиночество пробирало до мурашек куда сильнее пронзительного ветра. Только вот попаданцу было всё равно. Он смотрел пустым взглядом вперед и крепко держал рукоять меча, совершенно ни о чем не думая.

Он был готов бездумно погибнуть в сегодняшней битве. Теперь ничего не имело значения — ему больше не за что держаться в этом мире.

На горизонте замелькал чужой силуэт, но граф не видел — слишком глубоко погрузился в себя.

Ибенир остановился в метре от вампира, внимательно взглянул в мертвенно бледное лицо, пустые глаза, и вздохнул.

Керналион был герцогом не просто так, и даже если и казался в глазах молодого графа Вальдернеского последним подонком, дракон всегда действовал ради всеобщего блага.

Если подпустить к себе вампиров слишком близко — это негативно скажется на самих Вальдернеских. Уступка герцога бы ничего не значила для простого люда, а расслабившиеся вампиры начали бы нести еще большие потери, чем раньше.

Ну и личная неприязнь, не одну же политику в отношения вмешивать.

— Отправляйся домой. — завывания ветра едва не заглушили тихий голос дракона. — Нечего тебе в таком состоянии здесь делать. — вампир потерянно кивнул, кажется, совсем не расслышав слов Ибенира.

— Я знаю, что прибыл слишком рано, Ваша Светлость, прошу простить за доставленные неудобства. — бесцветно ответил граф, заторможено переведя взгляд на герцога.

— Кифен, я не знаю, что у тебя там случилось… — дракон недовольно поморщился от тупой головной боли. Час от часу не легче. И кто должен всё это разгребать? Опять он. — просто проваливай назад, я не хочу после рейда хоронить тебя. У меня и без этого дел по горло.

Вампир слабо сфокусировал взгляд и глухо проговорил:

— Я не доставлю вам неудобств. — красные глаза нечитаемым взглядом уставились на герцога, и дракон окончательно убедился,