Если инициатива 2-го ВК по заключению сепаратного мира с тенденцией ко всеобщему миру в первый и второй годы войны своей цели не достигла, то ее обесценивание, напротив, запустило политический процесс, который имел решающее значение для внутреннего разложения русской монархии: в противоположность намерениям начальника Генштаба гражданское руководство Германской империи задействовало свои средства и возможности для образования и усиления прогерманской группировки в Петрограде, видевшей разрешение проблем войны и революции в тесной связи реставрированного в дореформенном состоянии 1904 г. самодержавия с увеличившейся Германией. В немецких рассуждениях того времени она фигурировала как «партия мира при дворе»[1274] и в столичном обществе, которой надлежало стать надеждой и тайным союзником германского руководства при 2-м ВК. А с точки зрения просвещенной российской общественности, речь шла о тайном, весьма широком объединении ультраконсервативных мракобесов под зловещими собирательными названиями «темных сил», «немецкой партии» или «распутинской коалиции», строившем под защитой царицы антигосударственные козни при дворе, в административном аппарате и в обществе. Эта группировка — пожалуй, самый горький плод германского влияния на внутреннюю обстановку в Российской империи — зародилась и начала обнаруживать себя перед войной в ходе установления секцией IIIb контактов и связей с влиятельными персонами в российской столице, расширилась благодаря активной разведывательной обработке потенциальных сочувствующих 1-м ВК и достигла расцвета, вызывавшего замешательство как внутри страны, так и за рубежом, в результате «намеков» Бетман-Гольвега по поводу взрыва Антанты при 2-м ВК. Главную роль тут сыграло указание канцлера склонять к скрытому сотрудничеству с германской державой российских политических и общественных деятелей, которых в силу их положения и авторитета можно будет с успехом «двинуть» на русский двор, столичное общество и российскую экономику.

«Немецкая партия мира» в политических кругах Петрограда не была плодом воображения, фантомом, выдумкой прислуживавших Антанте либералов, как утверждали ее апологеты (Курлов, Воейков, Васильев и др.) после войны в эмиграции в Германии, покрывая своих тайных немецких партнеров. Она являлась четко ограниченным политическим объединением со всеми признаками современной партии, пусть даже неофициальной и практически нелегальной[1275], сформировала своего рода теневой кабинет и как важнейший политический союзник гражданского руководства Германской империи при 2-м ВК получала от него любую мыслимую помощь с условием, что она путем постепенного разложения и подрыва изнутри изменит властные отношения в российской столице и — с царем или без царя[1276] — создаст подходящий расклад сил, чтобы пойти навстречу немецкой армии, по требованию взять на себя бразды правления и заключить мир с Германией.

Таким образом, «партия мира» в период 2-го ВК представляла собой социальную (с опорой на чиновничество, дворянство и крупную буржуазию) и политическую (эволюционную вместо революционной) альтернативу Ленину с его сторонниками-пораженцами в периоды 1-го и 3-го ВК. Когда Людендорф, ставивший на революционный вариант уничтожения России, возглавил 3-е ВК в августе 1916 г., она упала ему в руки, словно перезрелый плод. Раздробив ее как целое, он мог использовать податливые осколки в своих целях, путем расчетливых манипуляций то натравливая их на пролетарских соперников, пораженцев-социалистов, то заставляя вступать с ними в сговор. Из-за его многовариантной игры с обеими альтернативами русская Февральская революция 1917 г. и приобрела столь странный облик.

Среди многих других к числу российских фигур, потенциально значимых для начала желанного диалога о сепаратном мире, принадлежали министр двора граф Фредерикс, швед по происхождению, которого обергофмаршал и хаусмаршал германского императора граф Август цу Ойленбург в первой половине 1915 г. тщетно старался склонить на сторону политических интересов потсдамского двора при 2-м ВК[1277], и бывший министр финансов и премьер-министр С. Ю. Витте, об усилиях по вербовке которого существует обширный источниковый материал. Оба много лет слыли в Германии надежным оплотом прогерманской ориентации в политических сферах Петербурга[1278]. Попытки завербовать графа Витте и сделать его центром дружественных Германии сил в правящей верхушке демонстрировали характерный образец рекрутирования немецкой «партии мира», которая хоть и не достигла цели — прихода к власти прогерманского правительства и заключения сепаратного мира, — однако вызвала ряд тяжелейших правительственных кризисов, а зимой 1916–1917 гг. способствовала полному параличу российского государственного аппарата.

В ситуации, созданной инициативой начальника Генштаба, рейхсканцлер и Министерство иностранных дел Германии вновь обратили внимание на графа Витте, чей предполагаемый прогноз в 1913 г. окрылил их. Как известно, Витте, годами ратовавший за европейский континентальный блок из России, Германии и Франции, после начала войны с ужасом говорил о безумии вооруженной схватки Германии с Россией, не давая, впрочем, никакой пищи надеждам, существовавшим у германской стороны. Рейхсканцлер рассчитывал исправить этот недостаток путем соответствующего давления. 25 декабря 1914 г. он велел знакомому с Витте гамбургскому судовладельцу Альберту Баллину послать графу «не компрометирующим правительство образом, исключительно от себя тайную оливковую ветвь»[1279]. Баллин последовал указанию канцлера, оговорившись, что мало надеется на успех. Поэтому канцлер одновременно искал в Берлине другие возможности воздействия на Витте. Так, министр иностранных дел фон Ягов 24 декабря обратился к Роберту Мендельсону[1280], совладельцу Берлинского дисконтного общества, который в свое время помог Витте с кредитами для его реформы российской финансовой системы и, как прежде, управлял частными активами семьи Витте. От него Ягов узнал, что Витте 3 ноября попросил Мендельсона перевести его вклады в Швейцарию. Серьезно заболев, он хотел спасти средства к существованию для жены и детей от ареста германскими властями в рамках экономической войны против имущества подданных вражеских государств. Министерство иностранных дел воспользовалось трудностями графа как рычагом, чтобы подключить его к исполнению своих планов[1281]. По договоренности с Яговом Мендельсон сообщил графу, что, разумеется, не может обойти вызванные российской агрессией государственные меры по замораживанию вражеских счетов, но готов сохранить вклады семьи Витте до конца войны для законных владельцев. С предписанной откровенностью он дал понять, что от Витте зависит приближение конца войны соответствующими выступлениями («Не думаете ли вы, что могли бы внушить вашей общественности, что война идет уже достаточно долго?»). С этого прозрачного намека началось перетягивание влиятельного, но тяжело больного человека на сторону немецких политических интересов, которое закончилось только с его смертью (13 марта 1915 г.)[1282]. Судя по немецким документам, единственное, что Ягов сумел выудить у графа, — настоятельная рекомендация опубликовать совместное заявление двух императоров об их непосредственной готовности к миру; министр сдал ее в архив с досадливой пометкой: «Наш император!»[1283] Это не помешало рейхсканцелярии в январе 1915 г. пригласить Витте в Берлин для личных переговоров[1284]. Опасная для Витте, строго конспиративная поездка также не принесла желанных для Берлина результатов, зато, несомненно, усилила глубокое разочарование многолетнего друга Германии.