— По очень простой причине, amigo. Оно безопасно и в то же время дает возможность многое сделать. В Мексике монашеский клобук служит лучшим паспортом. Он позволяет нам обходить деревни, не возбуждая подозрения, а власти думают, что заброшенный когда-то монастырь стал снова святой обителью. Мы, понятно, никого к нему не подпускаем, расставляя для этого часовых. Мы так искусно играем роль, что никому не приходит в голову нас подозревать. Между нами есть случайно двое бывших когда-то монахами, и они очень нужны нам до того дня, когда мы, наконец, сбросим рясы, заменив их военными мундирами. День этот уже близок, судя по тому, что рассказывали мне товарищи по моем возвращении. Штат Оаксака и вся южная сторона Акапулько полны недовольными и ожидают восстания не далее как через месяц. Альварес, имеющий большое влияние на эту часть страны, будет вождем восстания. Старый Пинто надеется, что мы последуем за ним, и в этом он не ошибается. Вот наша история, кабальеро, в прошлом, настоящем и будущем. Теперь позвольте и мне предложить вам вопрос: желаете ли присоединиться к нам?

Это предложение требовало размышления. Что ожидало Кернея, если он примет его, что — если откажется? Да и мог ли он отказаться при подобных обстоятельствах? Это был очень щекотливый вопрос. Ведь он и Крис Рок были обязаны Ривасу своим спасением, и покинуть его теперь было бы неблагодарностью. Мексиканец, заметив затруднение своего собеседника, сказал:

— Если мое предложение вам не подходит, скажите прямо, я во всяком случае сделаю все, что от меня зависит, чтобы дать вам возможность покинуть безопасно страну. Будьте покойны, я не отправлю вас опять в Аккордаду. Скажите же откровенно, желаете вы быть одним из наших?

— Да, желаю, — ответил Керней решительно.

Колебания были излишни. Взятый в плен врагами, оценившими его голову, он мог спастись, присоединившись лишь к Ривасу и его друзьям, кто бы они ни были: революционеры или просто воры.

— Да, дон Руперто, — прибавил он, — если вы находите меня достойным принадлежать к вашей партии, я с радостью приму ваше предложение.

— А товарищ ваш какого об этом мнения?

— О, я в нем уверен так же, как в себе.

Керней подозвал техасца, который, не понимая их разговора, отошел было в сторону.

— Это совсем не воры, Крис, — сказал он ему по-английски.

— Тем лучше, я, впрочем, и не думал, чтобы они были ворами или монахами. А кто же они такие, капитан?

— То же, что и вы, — патриоты, сражавшиеся за свою страну и потерпевшие поражение. Вот почему они и скрываются здесь.

— Они враги Санта-Анны?

— Да, побежденные враги, они замышляют, однако, скорое восстание и просят нашего содействия. Что вы об этом скажете?

— Что за вопрос, капитан! Я готов идти с ними когда угодно. Будь они разбойники, я все равно последовал бы за ними. Итак, это решено. Я бы не согласился идти в монахи, но, раз люди идут сражаться за свободу, Крис Рок от них не отстанет. Вы можете уверить их в этом.

— Он согласен, — сказал Керней Ривасу, — и мы оба счастливы иметь такого начальника, как вы.

— Mil gracias, сеньор! Мы должны считать за честь иметь в своей среде людей такой испытанной храбрости, как ваша. Теперь могу ли просить вас надеть нашу одежду? Это необходимая предосторожность. Вы найдете ваше облачение уже готовым; я дал по этому поводу распоряжение Грегорио, так как был вполне уверен в вас.

— Сколько превращений со времени отъезда из Нового Орлеана! — вскричал Крис Рок. — Я в одежде монаха!.. Если я не могу быть самым ревностным монахом, то буду по крайней мере самым долговязым!

Глава XLVI

САН-АВГУСТИН

Одна из красивейших деревень долины Мексики, без сомнения, Сан-Августин-де-Лас-Куевас — Тлалпам, как ее называли туземцы-ацтеки из-за многочисленных пещер вокруг деревни, находящейся в двенадцати милях от столицы по дороге в Акапулько.

Сан-Августин пользуется некоторыми особыми привилегиями. Кроме городского судьи там есть муниципальный совет и альгвасилы, или полицейские. Главные начальствующие лица принадлежат по большей части к чистейшей испанской расе — «gent de Razon», как они себя называют, хотя большинство из них метисы. К этой же группе относятся и крупные коммерсанты, все же остальное население состоит исключительно из туземцев с бронзовым цветом лица. В известную часть года, однако, здесь появляется большое число бледнолицых. Это бывает на масленице.

В то время как улицы Сан-Августина полны пешеходов, вереница экипажей и всадников движется по дороге между селением и столицей.

В продолжение целой недели масленицы полгорода предается игре. В этом мексиканском Монако идет крупная игра, для играющих раскинуты обширные палатки. В этой карточной игре, называемой «monte», принимают участие самые разнообразные партнеры. За одним и тем же столом можно видеть и офицеров, и генералов, и полковников, и сержантов. Сенаторы, министры, иногда и сам глава государства пытают счастье рядом с нищими и сальтеадорами. Даже женщины высшего круга с изысканными манерами не пренебрегают сделать свои ставки на зеленом поле рядом с босоногими деревенскими девушками и франтихами сомнительной репутации.

Однако это увлечение игрой длится лишь несколько дней, по окончании масленичной недели никто и не говорит более о «monte». Палатки снимаются, игроки всех сословий возвращаются по домам, и деревенька погружается в невозмутимую тишину до следующего карнавала.

Сан-Августин, однако, и в своем обыденном виде представляет очень любопытное местечко благодаря своему положению и живописному виду.

Кроме его коренных жителей, в нем есть и наезжие, так называемые «ricos», любящие проводить иногда время за городом, на своих дачах — casas de campo. Здесь поместий, конечно, меньше, чем в Сан-Антеле и Такубайи. Тлалпам более удален от города, но и в его окрестностях находится несколько богатых вилл, принадлежащих знатным вельможам.

Одна из них составляет собственность дона Вальверде. Это любимое место отдыха министра, куда он любит приезжать в свободное время. После описанных нами происшествий он поспешил удалиться в свою виллу вместе