Ей представилось, как лисица, мать семейства, которую онивидели сегодня (тысячу лет назад) поднимает морду к луне. Лисица, следящая залуной, пока ее детеныши спят под корнями вывороченного из земли дерева,задирающая морду к небу и глядящая на луну своими черными блестящими глазками.

На лице Билла застыло выражение полнейшего непонимания; светночи серебрил его кожу.

— Рози, — пробормотал он слабым неуверенным голосом. Губыего продолжали шевелиться, но он больше не произнес ни звука. Она взяла его заруку.

— Идем, Билл. Нам нужно спешить.

— Что происходит? — Растерянный и недоумевающий, он выгляделжалко. Это пробудило в ней противоречивые чувства: раздражение, вызванное егопо-коровьи замедленной реакцией, и безмерную любовь— почти материнскую, —похожую на бушующий в сознании пожар. Она защитит его. Да. Да. Она спасет егоот смерти; ценой собственной жизни, если на то пошло.

— Не задавай вопросов и не думай о том, что происходит, —велела она. — Доверься мне, как я доверилась тебе, когда ты вел мотоцикл.Положись на меня и иди за мной. Нам надо торопиться!

Правой рукой она повлекла его за собой; браслет баранкойвисел на указательном пальце левой. На мгновение он воспротивился ее усилиям,но в этот момент за дверью раздался крик Нормана, и дверь затрещала под егоударом. Вскрикнув от испуга и злости, Рози крепче сжала руку Билла. Она втащилаего в шкаф и в залитый лунным светом мир, раскинувшийся перед ними.

Все пошло кувырком, когда паскуда Роуз перегородила ему путьна лестницу вешалкой. Норман умудрился заплутаться в ней; правда, не он сам, аплащ, который ему так нравился. Один крючок вешалки застрял в петле дляпуговицы — лучший фокус недели! — другой влез в карман с нахальством неопытноговора, пытающегося выудить бумажник. Третий медный крючок, словно палец садиста,воткнулся в самую уязвимую точку на теле мужчины. Рыча и проклиная ее на чемсвет стоит, он попытался броситься вперед и вверх. Отвратительная вешалкавцепилась в него всеми щупальцами, не желая выпускать добычу, а волочить ее засобой, как выяснилось, не было никакой возможности; одна лапа просунулась междуперилами лестницы, удерживая его, как якорь.

Он должен подняться наверх, должен. Не хватало еще, чтобыстерва заперлась в своей конуре с сосунком. Ему необходимо добраться до нихраньше. Норман не сомневался, что, если потребуется, без особого труда выбьетдверь, за свою карьеру полицейского ему довелось взломать не один десятокдверей, причем с некоторыми пришлось повозиться, однако в данной ситуацииглавное — время. Он не хотел стрелять в нее, такая смерть была бы слишкомбыстрой и легкой для Роуз и ей подобных, но если путь, по которому он следует,не выровняется в ближайшее время, то, возможно, иного выбора не останется.Какой позор! Какое разочарование!

— Да надень же меня, хозяин! — взмолился бык из карманаплаща. — Я в форме, я отдохнул, я готов!

Превосходная мысль. Норман выхватил маску из кармана инапялил на голову, вдыхая запах мочи и резины. Как ни странно, запах оказалсяне таким уж и противным; более того, если с ним свыкнуться, он даже приятен. Вовсяком случае, запах оказал успокаивающее воздействие.

— Viva el toro! — бросил он боевой клич, срывая плащ с плеч.С пистолетом в руке побежал вверх по лестнице. Проклятая вешалка треснула подтяжестью его ног, наградив, однако, напоследок чувствительным тычком в левуюколенную чашечку. Норман не почувствовал боли. Он улыбался под маской и дикощелкал зубами, получая удовольствие от звука, похожего на стук сталкивающихсябильярдных шаров.

— Не надо играть со мной в кошки-мышки, Роуз. — Он попыталсявстать на ноги, но колено, в которое угодило щупальце вешалки, предательскиподогнулось. — Остановись там, где стоишь. Даже не пытайся убежать. Я толькохочу поговорить с тобой.

Она заорала в ответ — слова, слова, слова, не имеющиезначения. Он возобновил путь, продвигаясь на четвереньках, стараясь двигатьсякак можно быстрее и шуметь как можно меньше. Наконец, почувствовав движениепрямо над собой, выбросил руку вперед, схватил ее за левую ногу и впилсяногтями. Какое приятное ощущение!

«Попалась, птичка! — подумал в диком, торжествующемвозбуждении. — Попалась, слава Богу! Попа…»

Ее нога вынырнула из темноты с неотвратимостью тяжелогоподкованного лошадиного копыта, и в результате его нос занял на лице новоеположение. Боль оказалась ужасной — словно кто-то разворошил внутри черепагнездо диких африканских пчел. Роуз вырвалась, но теперь Норман не почувствовалэтого, он катился, кувыркаясь, по лестнице, стараясь зацепиться рукой за перила— касаясь их только пальцами, — но не в силах остановить падение. Так добралсядо самой вешалки, пересчитав все ступеньки; остатков благоразумия хватило,чтобы убрать пальцы со спускового крючка пистолета, иначе он рисковал быпродырявить себя… а судя по тому, как развивались события, такая возможность неисключалась. Секунду-другую лежал неподвижно, приходя в себя, затем встряхнулголовой и снова пополз по лестнице.

В этот раз его сознание не совершило скачка и не сорвалось впропасть беспамятства, он отдавал себе отчет в производимых действиях, однаковсе же не имел представления о том, что они кричали ему сверху и какими словамиотвечал он. Раздробленный нос занимал все его чувства, отгораживая остальноймир красной пеленой боли.

Он помнил, что на сцене появился новый персонаж —традиционный случайный свидетель, и дружок Роуз пытался предупредить его обопасности. Самое приятное в предусмотрительности сердобольного сосунказаключалось в том, что его жужжание помогало Норману легко ориентироваться втемноте: никаких проблем. Он нащупал шейку сосунка и снова принялся душить его.В этот раз намеревался довести начатое дело до конца, но тут из мрака вынырнуларучонка Роуз и уткнулась ему в щеку… в резиновую маску. Наверное, так ощущаетженские ласки мужчина, находящийся под воздействием новокаина.

Роуз. Роуз прикасается к нему. Она близко, совсем рядом, впределах досягаемости. Впервые с того дня, когда она покинула дом с проклятойбанковской карточкой в сумочке, Роуз находится совсем рядом, и Норман вмгновение ока потерял всякий интерес к плейбою. Он схватил ее руку, затолкалчерез ротовое отверстие маски в собственный рот и что было сил впился зубами вее пальцы, испытывая подлинный экстаз. Но…

Но потом произошло нечто невероятное. Нечто очень плохое.Нечто ужасное. Норману показалось, что она выдернула его челюсть, словно дверьс петель. Две отточенные стальные стрелы боли скакнули от скул к вискам ивстретились под сводом черепа. Он взвыл и попятился прочь от нее, сука, грязнаясука, что с ней произошло, что изменило ее, превратив из тщедушной безропотнойпредсказуемой мышки в такое чудовище?