Теперь становится более понятным, почему в течение всего января 1943 года немцы старались затянуть оборону Сталинграда на максимально возможный срок. Но она уже близилась к концу. Советские войска, в течение двух недель непрерывно атакуя с запада и с севера немецкие дивизии, растерзанные и не получавшие боеприпасов, вынудили врага сконцентрироваться на узком участке, выходившем к Волге. В этом районе находились крупные заводы и вокзал, который немцы упорно пытались взять в течение трех месяцев… Аэродром в Гумраке был захвачен советскими войсками 22 января, и под контролем немцев осталась только взлетная полоса Сталинградского аэропорта. Двадцать шесть из 81 прилетевшего транспортного самолета рискнули приземлиться, но при посадке разрушились, попадая в занесенные снегом воронки от бомб. На следующий день советские войска заняли и эту полосу, отрезав для «Крепости Сталинград», как назвала 6-ю армию ставка Гитлера, последний путь к спасению. С того дня снабжение своей окруженной группировки немцы могли осуществлять лишь с воздуха, то есть сбрасывая грузы на парашютах. Пилоты Ю-52 и Хе-111 вновь совершали чудеса, но контейнеры, которые они сбрасывали, падали сверху на остовы зданий, а 100 000 человек, укрывшиеся среди руин рядом с трупами, часто были не в состоянии подобрать эти контейнеры. У солдат Паулюса больше не было ни медикаментов, ни питьевой воды, боеприпасы практически закончились. А когда русские танки 21-й армии соединились с 13-й гвардейской дивизией на Мамаевом кургане, окруженные оказались расчлененными на две части.

Мильх, вынужденный отвечать на надоедливые телефонные звонки Геринга, высокомерие которого не уступало его полноте, продолжал лично командовать летчиками. В ночь с 25 на 26 января 45 тонн продовольствия и боеприпасов были сброшены над двумя очагами сопротивления, границы которых постоянно сужались. В следующую ночь 124 самолета (в основном Хе-111) сбросили на парашютах 100 тонн грузов. Немцы попытались задействовать в операции совсем новые самолеты Хе-177, которые базировались на аэродроме в Запорожье. Но их двигатели упорно продолжали загораться во время полета. Так что из семи задействованных в «воздушном мосте» Хе-177 пять машин разбились в ходе девятнадцати боевых вылетов, причем без всякого воздействия со стороны самолетов противника[488]. В ночь с 27 на 28 января 87 немецких самолетов сбросили контейнеры прямо на Красную площадь[489], на границе южного котла, где находился штаб Паулюса. На следующий день было сброшено еще 109 тонн грузов, на другой день еще 124 тонны. Мильх, который никогда не останавливался на полпути, даже попросил у Гитлера разрешения лично принять участие в операции по снабжению окруженных войск на борту одного из бомбардировщиков. Но фюрер ему в этом отказал. Тридцатого января вернувшиеся с задания пилоты доложили о том, что вокруг Красной площади полыхают пожары и что дом, в котором размещался штаб 6-й армии, тоже горит. Солдаты вермахта, оказавшиеся в южном котле, начали сдаваться в плен частями, а утром 31 января капитулировал и сам Паулюс со своим штабом. Мильх распорядился продолжать снабжение тех немецких подразделений, которые оказались в северном котле, и летчики за одну ночь сбросили 98 тонн грузов с высоты 800 метров над заводским районом, когда их почти в упор расстреливали 300 зенитных пушек! Но утром 2 февраля 1943 года, облетая развалины города, немецкие летчики не обнаружили ни одного признака боев: северный котел тоже сложил оружие.

Германия потерпела самое крупное поражение в своей военной истории. Четыреста тысяч солдат и офицеров стран Оси были убиты, ранены и взяты в плен[490]. Люфтваффе в этой мясорубке потеряло более 500 самолетов[491], около 1000 летчиков и столько же служащих наземных служб, а также лишились 9-й дивизии ПВО. Геринг, произнеся 30 января 1943 года поминальную речь о 6-й армии, старался потом вести себя как можно неприметнее. Рейхсмаршал знал, что фюрер не замедлит начать поиск козла отпущения и что он первый кандидат на эту роль. Как вспоминал Боденшац, первые молнии полыхнули в мрачном бункере близ Растенбурга. «Люди из люфтваффе опять все провалили!.. – возмущался Гитлер. – Лучше было бы продолжать войну без них. Не знаю, что делать с этими трусами… Хватит! Их надо расстрелять!» «Слышать это было не очень приятно», – скромно заметил Боденшац, убежденный в том, что эти слова касались в первую очередь Геринга. Действительно, сорвав злость на несчастном Ешоннеке, Гитлер взял его за плечи и сказал: «Я имел в виду вовсе не вас!»

Но Гитлер, который, согласно записи в дневнике его адъютанта Энгеля 1 февраля 1943 года, выглядел «сильно угнетенным и повсюду старался найти ошибки и упущения», вскоре пошел на хитрость. Пятого февраля, встречаясь с фон Манштейном, он заявил: «За Сталинград несу ответственность только я один! Возможно, я мог бы сказать, что Геринг ввел меня в заблуждение относительно возможности снабжения окруженных войск с помощью люфтваффе, и переложить тем самым часть ответственности на него. Но, поскольку сам выбрал его своим преемником, я не могу взваливать на него ответственность за Сталинград».

Но Гитлер при этом лицемерил, потому что действительно был единственным виновником катастрофы под Сталинградом, начиная с непродуманности операции и заканчивая ее плачевным концом. А Геринг лишь играл привычную для него роль покорного сообщника, проявляя при этом свою полную некомпетентность. И во всем этом не было ничего нового. Кроме одного: во время войны дилетантизм становится намного более опасным, а за ошибки в расчетах приходится платить весьма высокую цену…

«Поражение под Сталинградом потрясло люфтваффе, как и всю страну, – писала официальный фотограф Эйтель Ланге. – Но меня заинтересовала одна вещь, которая просто бросалась в глаза: начиная с того времени офицеры и рядовые люфтваффе перестали относиться к своему главнокомандующему всерьез». В ходе инспекционных визитов Ланге было трудно не заметить улыбки, шепотки, взгляды и намеки, которые позволяли судить о том, насколько снизился авторитет рейхсмаршала…

Герман Геринг тоже чувствовал это, но старался скрывать. «Мы потерпели самое крупное поражение на Востоке», – сказал он своим генералам, собравшимся в Роминтене 16 февраля 1943 года. И прибавил: «Не будем выяснять, кто в этом виноват». Действительно, лучше было об этом не говорить… Но в ходе своего выступления Геринг без конца приводил оправдания: «После того как с нашего фланга внезапно испарились тридцать шесть дивизий наших союзников, наш слишком растянутый фронт не смог устоять. […] Если бы наши люди сражались решительно, особенно в самом Сталинграде, мы сегодня владели бы этим городом, и враг его не вернул бы никогда. Паулюс был очень слаб, он не сумел сделать Сталинград настоящей крепостью. Вместе со своими войсками он кормил тысячи гражданских русских. Ему следовало бы безжалостно пожертвовать ими, чтобы у его солдат было достаточно продовольствия для выживания. Не следовало таскать с собой тяжелораненых, надо было дать им возможность умереть…[492]Армия Паулюса рассчитывала только на люфтваффе, ожидая, что мы сотворим чудеса… И вот теперь генерал Шмидт, начальник штаба этой армии, имеет наглость утверждать: “Люфтваффе совершило самое вопиющее предательство в истории, потому что не смогло обеспечить снабжение армии Паулюса”. А ведь эта самая армия потеряла все аэродромы! Как же после этого мог действовать “воздушный мост”?»