Такие, уже давно существовавшие нарративы об угрозе «иноплеменного засилья» и маргинализации поляков приняли новый оборот во время смут 1905 года. Революция подействовала как катализатор этого конфликта (равно как и многих других)771. В обществе закрепился топос «еврея-революционера». Такое слияние двух угроз выносило вовне ответственность как за революцию, так и за ее провал. Насколько вездесущим был этот топос в мышлении тех лет, настолько сильно его эксплуатировала эндеция в своей предвыборной агитации772. Уже во время выборов в I Думу национал-демократические агитаторы и печатные органы поставили «еврейскую тему» в центр своей предвыборной кампании. Антисемитизм стал ядром модерной массовой политики. Как и в других контекстах, здесь старые предрассудки против евреев сочетались с приписыванием им новых отрицательных свойств и провинностей, в которых отражались беды модернизирующегося общества773. Например, утверждалось, что евреи контролируют глобальную торговлю девушками и продают молодых полек из Варшавы, через посредников, в публичные дома по всему миру: в этом обвинении сплелись воедино традиционные слухи, что евреи похищают христианских детей для ритуалов, модерный экономический принцип глобальности торговли и распространенный в эпоху урбанизации дискурс об упадке нравственности в городах774. Центральную роль в антиеврейских кампаниях играла новая массовая пресса. В таких газетах, как Gazeta Warszawska или Gazeta Poranna 2 grosze, или в издаваемых Анджеем Немоевским и Яном Еленским еженедельниках Myśl niepodległa и Rola евреи объявлялись причиной преступности и болезней, угрозой нравственности и здоровью польской нации. Дискурс колебался между упреками евреям за то, что они отсталые и являются обузой для польского народа в его борьбе за выживание и модернизацию, и обвинениями их в том, что они доминируют в экономической жизни и тайно захватили власть в больших городах Царства Польского. Широко распространенной стратегией было придание антисемитским топосам псевдообъективного характера с помощью публикации статистических данных775.

Многие из этих мифов показывают, в какой большой мере общий дискомфорт, испытываемый польской интеллигенцией в связи с модернизацией общества, определил ее антисемитские взгляды. Трансформация социальных иерархий, ускоренная такими процессами, как индустриализация и урбанизация, вызвала глубокое раздражение в польских образованных слоях. Их элитный статус пошатнулся, и дополнительный удар по нему нанесла антипольская дискриминация со стороны императорских властей. Политика Столыпина, рассматриваемая как новая волна русификации, еще больше усилила неуверенность польской интеллигенции в собственном положении. Поэтому уже современники говорили, что в антагонизме между русскими и поляками евреи Царства Польского оказались «между молотом и наковальней»776. В обстановке триумфального шествия антисемитизма по всей Европе, стремительного сужения понятия нации до этнической, а в польском случае и конфессиональной единицы, в условиях неуверенности в будущем – которая в Польше была особенно гнетущей из‐за отсутствия собственной государственности и из‐за модернизационных трансформаций, сотрясающих общество, – неудивительно, что «еврейский вопрос» стал одной из центральных тем для польского самосознания777.

Но только новым контекстом – легализованной после 1906 года политической публичной сферой – были обеспечены условия, необходимые для дальнейшей динамизации антиеврейской агитации. Только логика предвыборной борьбы и конкуренция между печатными органами, ассоциациями и союзами позволили широкому кругу акторов счесть для себя приемлемым использование антисемитизма в качестве средства мобилизации. Этому, несомненно, способствовало то, что новые свободы использовались и еврейскими акторами для создания собственных ассоциаций и организаций с целью отстаивания своих интересов. Такие объединения появились в большом числе уже в поздней фазе военного положения, благодаря чему еврейская самоорганизация стала гораздо более заметна в обществе. Возникла конкуренция между параллельно существующими польскими и еврейскими ассоциациями и клубами одинаковой тематической направленности, и это усилило ресентимент с польской стороны, потому что ставило под сомнение заявляемую польскими организациями претензию на право считаться единственными представителями местного общества в крае778. Эти условия благоприятствовали динамичному процессу формирования повестки, в ходе которого все лидеры общественного мнения должны были быстро занять какую-то позицию в отношении антисемитских выпадов, а читатели средств массовой информации пусть и не обязательно верили всем слухам, но были вовлечены в дискурс, в котором социальные проблемы Царства Польского тем или иным образом связывались с еврейским населением779. Именно в силу вездесущности еврейской темы людям, выступавшим в роли «анти-антисемитов», тоже очень тяжело было мыслить вне антисемитских стереотипов. Довольно часто даже те – немногочисленные – публицисты, которые брались критиковать национал-демократическую линию, сами воспроизводили элементы вездесущего антиеврейского дискурса780.