атомным оружием уже способны достичь наших берегов. Когда-нибудь ракеты смогут пролететь через полмира за считанные минуты. У нас есть враги, страны, которые ненавидят, боятся и завидуют нашему благосостоянию и безопасности. Мы должны сдерживать их везде, где возможно.

- Неплохая речь, - сказала Эсфирь Чарли. - Сколько в ней твоего?

- Тот момент, где про часть всего мира, нравится нам это, или нет - мой, - ответил он.

- Похоже на тебя, - согласилась она.

- Но остальное... я не знаю, кто это написал, - сказал Чарли. - Он высказывает эти мысли с тех самых пор, как мы ввязались во Вторую Мировую войну. Не считая ракет, в смысле. Я не знаю, скормил ли ему кто-то эту часть, или он додумался до всего сам. Но, откуда бы оно ни было, звучит глупо.

- Наверное, так. - Смешок Эсфири прозвучал нервно. - Впрочем, по поводу всего это барахла Бака Роджерса*, уже никогда не можешь быть уверен, не в нынешнее время. Кто бы поверил в возможность атомной бомбы до того, как её сбросили на Сендай?

- Ну, Троцкий мог поверить, иначе он не сбросил бы свою на Нагано, - сказал Чарли. Эсфирь скорчила ему гримасу. Он расставил руки в стороны в извиняющемся жесте. И всё же, он продолжил: - Я поверю в ракеты, пролетающие половину мира, когда одна такая упадёт на Вашингтон.

- Если такая упадёт, упаси Боже, верить в неё ты сможешь не очень долго. - Обычно Эсфирь не настаивала на том, чтобы последнее слово оставалось за ней, но в этот раз было именно так.

Как и все предыдущие каждые четыре года, начиная с 1940 года, в первый вторник после первого понедельника ноября, Чарли допоздна задержался в Белом Доме. Как и все предыдущие каждые четыре года, начиная с 1940 года, Эсфирь в ночь выборов осталась дома. Саре уже было четырнадцать; Пэту - десять. Она могла оставить их одних. Но, чем меньше она имела дел с Джо Стилом и его подручными, тем счастливее была. Чарли уже даже не просил её об этом. Он знал, что она чувствовала. В некоторой степени, он чувствовал то же самое. Однако у неё имелся выбор. У него - нет. Свой выбор он сделал вскоре после того, как Джо Стил закатал ласты Майку, и с тех пор ему приходилось с этим жить.

- Выросло целое поколение людей, не знающих иного президента Соединённых Штатов, кроме Джо Стила - произнёс радиоведущий. Он был убеждён, что говорил о чём-то хорошем. Говори он как-то иначе, его елейный голос больше не звучал бы на радиоволнах. В Америке Джо Стила каждый делал свой выбор, и жил с ним... или не жил.

Нью-Йорк пошёл за президентом. Как и Пенсильвания. Как, что отметил Чарли, и Мериленд - что бы там ни устроил Каган после 1948 года, оно сработало. Огайо не пошёл, но Огайо - родной штат Тафта. Когда пошли результаты из центрального часового пояса, Иллинойс тоже пошёл за ним.

- К тому моменту, когда президент выиграет борьбу за должность в шестой раз, а он, очевидно, выиграет, он будет возглавлять страну уже почти четверть века, - произнёс ведущий. - Пройдёт ещё немало лет, когда кто-нибудь сможет приблизиться к этому умопомрачительному рекорду.

Роберт Тафт сдался незадолго до полуночи. Джо Стил не стал спускаться отмечать с командой. Это было иначе, чем в предыдущие три раза. Джулиус, цветной бармен, сказал Чарли:

- Сегодня он решил передохнуть, сэ'. Я отправил в спальню для него и его миссыс бутылку того мерзкого абрикосового бренди.

- Должно сработать, - сказал Чарли.

Да уж, босс старел. Волосы Джулиуса также поседели, а ведь, когда Чарли впервые его встретил, они такими не были. И Чарли знал, что и сам совсем не молодел.

***

Мидори охала и ахала, глядя на выглядывающий из тумана мост Золотые ворота.

- Такой большой! Такой красивый! - сказала она.

- Ну, да, внушает. Я помню, когда его доделали, уже почти двадцать лет назад. - Майк осознал, что это первый взгляд на американскую землю, ну, на продукцию американской металлургии - за почти половину этого времени. Он отплыл из Сан-Диего в 1943 году, а сейчас до 1953 года оставался всего месяц. "Время пролетает быстро, когда проводишь его весело", - промелькнула мутная мысль. Проблема в том, что время пролетало так же, когда не проводишь его весело.

Судно, на которое они сели в Йокогаме включило сирену. Этот жуткий звук оно издавало каждые несколько минут уже много часов. Из тумана доносились ответные ужасные звуки. Майк ненавидел этот шум, но высоко ценил нежелание столкновения с другим судном.

Он улыбнулся Мидори.

- Что ж, миссис Салливан, я неплохо изучил вашу страну. Теперь же вы увидели немного моей.

- Да, мистер Салливан, это так. Hai-honto. - Эту фразу она произнесла и по-английски и по-японски. Затем она вытянула пальцы левой руки. Кольцо представляло собой простую полоску золота, но даже бриллиант в десять карат не смог бы блестеть в таком полумраке. "Эй, мысль-то неплохая", - подумал Майк. И, пока она думала так же, всё было в порядке.

После того, как судно пришвартовалось в Сан-Франциско, они должны были пройти таможню и службу иммиграции и натурализации. Вместе с паспортом Майк передал картонную папку с завязкой на пуговице. В нёй лежали документы об увольнении из армии, официальное разрешение на женитьбу на японке, а также записи о вручении Пурпурного сердца, всех дубовых листьев к нему и Бронзовой звезды. Там же лежала и записка, где указывалось, что Бронзовую звезду ему вручил лично Джо Стил - первый случай, когда его знакомство с президентом стоило чего-то хорошего. Мидори также везла впечатляющий пакет документов на английском и японском, пусть он был и тоньше, чем у Майк.

- Похоже, всё в порядке, - произнёс клерк из службы иммиграции и национализации после того, как всё было проверено. - Однако мне нужно сверить номер вашего паспорта с другим списком.

Он начал было поворачиваться в своём кресле на колесиках к шкафу с делами.

Майк совершенно точно знал, что это за список.

- Не утруждайтесь, - спокойно произнёс он. - НЙ24601.

- А, благодарю. - Клерк кивнул. - Вам известны ограничения, наложенные на бывших заключённых трудовых лагерей?

- О, да, - сказал Майк. - Правда, тяжеловато найти корабль из Японии в Монтану или Вайоминг.

-