одновременно спросили Джон и Майк.

- Вы, что, не знаете? - Она уставилась на них широкими и красными глазами. - Президент! Джо Стил! - Она ревела ещё сильнее, чем прежде.

Майк хотел было вскрикнуть от радости. Хотел, но не вскрикнул. Кассир тоже шмыгал носом. Как почти и все посетители. Майк знал, что один парень за стойкой был старым бритым. Он тоже промокал глаза салфетками "Клинекс".

Кажется, даже Джон выглядел впавшим в ступор. Он, как и Майк, попал в лагерь из-за своих слов о Джо Стиле.

- Что нам теперь делать? - вопрошала Люси, обращаясь, похоже, к Богу. - Он так долго всем управлял! Как же мы теперь без него? - Она высморкалась и схватила блокнот для заказов. - Что будете есть, парни?

Они заказали. Она ушла.

- Поверить не могу, - произнёс Джон, потрясённо качая головой. - Спустя столько лет, так и не могу поверить.

- Поглядим, дадут ли нам теперь хоть какую-то свободу, - проговорил Майк.

- Не дадут тебе свободу. Её надо брать, - ответил Джон Деннисон. - Интересно только, знаем ли мы всё ещё, как это делается.

Это был наилучший вопрос, какой Майк только хотел услышать. Ему было трудно привыкнуть к той свободе, что он имел. Пятнадцать лет ему говорили, что делать и когда гбровцы и военнослужащие высшего ранга. Выяснилось, что распоряжаться своим временем было сложнее, чем он предполагал. Двадцать лет Джо Стил говорил всей стране, что делать и когда. Возможно, продолжить с того места, где он остановился, будет не так просто.

Когда Майк тем же днём попросил разрешения уйти пораньше, Джон его дал. Он слонялся по Касперу, слушая, что говорят люди. "Кто-нибудь решит, будто я репортёр, или типа того", - подумал он и рассмеялся про себя.

Однако долго смеяться ему не пришлось. Все, кого он слушал, в парке, на заправке, в универмаге, в общественной библиотеке, были шокированы и огорчены смертью Джо Стила. Речи подделать легко. Слёзы подделать труднее, особенно мужчинам. Майк видел больше красных глаз и залитых слезами щёк, чем за всю предыдущую жизнь.

Две вещи он слышал чаще всего: "Он всем нам был, как отец" и "Что нам теперь делать без него?". Ему хотелось наорать на тех, кто говорил что-либо из этого. Хотелось, но он не наорал. Джо Стил мог быть мёртв. Флаги могли быть приспущены. Трудовые лагеря до сих пор вызывали серьёзное беспокойство. Любой, кто прошёл через них, проходить их во второй раз никогда не захочет.

Когда он вернулся в дом, что снимал вместе с Мидори, то заметил, что она слушала новости по радио.

- Вот, что чувствовала Япония, когда был убит генерал Тодзё, когда все узнали, что император мёртв, - сказала она. - Мы считали, что мир подошёл к своему концу.

Майк никогда не рассказывал ей, что был тем самым солдатом, который опознал мёртвого Хирохито. И сейчас не расскажет. Обычно стараешься не вредить тем, кого любишь. Он произнёс:

- Возможно, генерал Тодзё не закрепится в истории столь хорошо. Как и Джо Стил.

- Кто теперь президент? Говорят, что Гарнер, но я ничего не знаю про Гарнера, - сказала Мидори.

- Узнаем, - ответил Майк. - Он - пожилой человек. Он был вице-президентом с 1933 года. Он из Техаса. Обычно сидел в Конгрессе. Теперь, ты знаешь о нём столько же, сколько и я. Я даже не знаю, сможет ли он удержаться на работе.

- Кто-нибудь может попытаться её у него отнять? - спросила она. - В Америке такое возможно?

- Если бы ты спросила меня об этом до того, как Джо Стил взял власть, я рассмеялся бы до колик, и ответил, что нет, - сказал Майк. - Теперь? Теперь, детка, я могу лишь сказать, что понятия не имею. Выясним.

***

Джо Стил спокойно возлежал в ротонде Капитолия. Цветочные украшения формировали вокруг бронзового гроба букву "U". Фотографы снимали высокопоставленных лиц Вашингтона - нового президента, калифорнийских подручных, Дж. Эдгара Гувера, генерального прокурора Вышински, председателя Верховного суда Буша, военного министра Маршалла, а также нескольких сенаторов и конгрессменов, стоявших у гроба. Чарли не сожалел о том, что не попал на те снимки. Он был готов спорить, что все политики с подозрением поглядывали на стоящих рядом. И он мог бы спорить, что в центре внимания на каждой фотографии был мёртвый Джо Стил.

После того, как должностные лица разошлись, ротонду начали заполнять обычные люди, дабы отдать последнюю дань уважения человеку, который пробыл президентом дольше, чем оба его предшественника. Никто не был обязан приходить. Никто не был обязан ждать в длинной, длинной очереди, которая тянулась из роскошного мраморного здания вдоль Национальной Аллеи, изгибаясь несколько раз. Гбровцы не утащат вас, если вы останетесь дома. Люди приходили, потому что хотели, или потому, что им это было нужно. Они приходили тысячами, десятками тысяч, сотнями тысяч.

Подобное излияние уважения и скорби вынудило Чарли гадать, а не выиграл бы Джо Стил все свои выборы, даже если бы оставил всё на волю случая. Возможно, и выиграл бы. Однако он был из тех, кто не рисковал без необходимости. Он всегда предполагал, что палуба будет качаться. Если он на ней не удержится, то удержится кто-нибудь другой. И он чертовски хорошо убедился, чтобы не остался никто, кроме него.

По плану предполагалось, что он пролежит здесь один день, до восьми вечера. Но толпа была столь огромной, что Капитолий оставался открыт весь день и всю ночь... ещё три дня подряд. Когда его, наконец, закрыли, разочарованные плакальщики принялись бросать бутылки и камни в полицию и гбровцев, которые пытались их разогнать.

Джо Стила закопали в землю на Арлингтонском Национальном кладбище, что на вирджинском берегу Потомака. Место его окончательного упокоения находилось неподалёку от того места, где казнили "четвёрку верховных судей" и прочих осуждённых предателей. Чарли гадал, сколько ещё человек вокруг него подумали об этом. Большинство журналистов, освещавших похороны Джо Стила, ещё не были при деле, когда он начал приказывать расстреливать людей.

Джон Нэнс Гарнер выступил с поминальной речью. Начал он с отсылки к Шекспиру:

- Я пришёл восхвалять Джо Стила, а не хоронить его. Страна будет жить его деяниями ещё много лет. Он поднял нас из Депрессии на наших собственных шнурках. Не все сейчас помнят, насколько плохо было тогда. Он провёл нас через величайшую войну в мировой истории. И мы сделали так,