Теперь вы имеете представление о том мире, в котором яродился. Наш мир был миром гармонии и истинного счастья, это был мир великоготаинства и множества менее значительных, но столь же удивительных вещей.

То был рай. И никогда не родился ни один Талтос (независимоот того, сколько человеческой крови, портящей его родословную, бежит по егожилам), который бы не помнил утраченную землю и время гармонии. Не было ниодного такого среди нас.

Лэшер почти наверняка помнил это. Эмалет почти навернякапомнила это.

История рая записана в нашей крови. Мы видим его, мы слышимпение его птиц, мы ощущаем тепло его вулканических источников. Мы помним вкусего плодов; мы можем возвысить свои голоса и пропеть его песни. И потому мызнаем то, во что люди могут только верить: что рай вернется снова.

Прежде чем мы перейдем к катаклизму и к земле зимы,позвольте мне сказать еще кое о чем.

Я верю в то, что плохие люди были и среди нас, те, ктосовершал насилие. Я думаю, что такие были. Были и такие, которые, возможно,убивали, и те, которые были убиты. Я уверен, что все это было именно так. Так идолжно было быть. Но никто не хотел говорить об этом! Они не сохраняли такиесобытия в наших историях! А потому у нас нет сведений о кровавых инцидентах,изнасилованиях, борьбе одних групп против других. И великого ужаса перед злом,которое победило.

Не знаю, как выделилось правосудие. Я не знаю. У нас не быловождей в прямом смысле, и потому всем управляло собрание мудрых – людей,собиравшихся вместе и образовывавших свободную элиту, к которой мы, какговорится, могли взывать.

Другая причина моей уверенности в том, что случаи насилиямогли иметь место, состоит в том, что у нас выработались определенные концепцииБога Доброго и Бога Злого. Разумеется, Добрый Бог (или Богиня – эти божества неразделялись по половому принципу) дал нам землю, наши средства к существованиюи наши удовольствия. А Злой Бог сделал землю ужасной и гибельно холодной. Злойиспытывал удовольствие от несчастных случаев, убивавших Талтосов, и время отвремени вселялся в Талтосов, но это случалось действительно редко!

Если и существовали мифы и сказания, относившиеся к этойдовольно туманной религии, я никогда ничего о них не слышал. Наши богослуженияникогда не включали ни кровавых жертв, ни мольбы об умиротворении. Мы устраивалипразднования в честь Доброго Бога и славили его в песнях и стихах – и всегда станцами в кругах. Когда мы танцевали, когда мы рождали детей, мы становилисьближе к Доброму Богу.

Многие из этих старых песен до сих пор возвращаются ко мне.Время от времени ранними вечерами я спускаюсь в центр города и гуляю по улицамНью-Йорка, одинокий среди толпы. Я пою все песни, которые слышал тогда,декламирую стихи, запомнившиеся с тех времен, и чувство утраченной земливозвращается ко мне: звуки барабанов и труб и видение мужчин и женщин,танцующих в круге. Вы можете делать это в Нью-Йорке – никто не обратит на васздесь внимания. Это действительно забавляет меня.

Иногда прохожие в Нью-Йорке поют про себя, или громкобормочут, или болтают, иногда, проходя мимо, заговаривают со мной, что-тонапевают, а затем словно уплывают прочь. Другими словами, меня принимают засвоего сумасшедшие Нью-Йорка. И хотя мы все одиноки в сумрачном мире города,пение сближает нас друг с другом, пусть даже на те несколько мгновений.

Впоследствии я выхожу из своей машины и раздаю свои пальто ишерстяные шарфы тем, кто в них нуждается. Иногда я поручаю своему слуге Реммикусделать это. Очень часто мы позволяем бездомным провести ночь в вестибюле моегодома, кормим их и предоставляем им постель. Но если вдруг один из них затеваетдраку с другим – а иногда в ход идет даже нож, – то им приходится выйтипрочь, снова на снег.

Ах, но это приводит меня к мысли о другой опасности,существовавшей во время нашей жизни в потерянной земле. Как могу я забыть обэтом? Всегда существовали Талтосы, завороженные музыкой и оказавшиеся не всилах освободиться от ее чар. Они могли быть захвачены музыкой других, так чтотем приходилось прекращать пение, чтобы освободить их. Они могли бытьзаворожены собственной песней и петь ее, пока не падали замертво. Они моглитанцевать, пока не падали замертво.

Я сам часто попадал под колдовское очарование пения, танцеви сочинения стихов, но мне всегда удавалось пробудиться вовремя: или музыкаподходила к своему торжественному концу, или, возможно, я сильно уставал илитерял рифму. Как бы то ни было, я никогда не оказывался перед лицом гибели.Равно как и многие мне подобные. Но имели место и смертные случаи.

Каждый сознавал, что Талтос, умирающий в танце или припении, уходит к Доброму Богу.

Но никто не говорил много по этому поводу. Смерть –неподходящая тема для разговора у Талтосов. Все неприятные вещи должны бытьзабыты. Это один из наших основных идеалов.

Ко времени катаклизма я прожил долгое время. Но я не знаю,как можно его измерить. Позвольте мне оценить его промежутком от двадцати дотридцати лет.

Катаклизм должен быть полностью отнесен к природнымявлениям. Позже рассказывались истории о римских солдатах или пиктах, изгнавшихнас с родного острова. Ничего подобного не происходило вообще. В утраченнойземле мы ни разу не видели ни одного человеческого существа. Мы не имелипредставления ни о каком другом народе. Мы знали только самих себя.

Могучий сдвиг земли заставил задрожать нашу страну, и онастала разваливаться на части. Это началось с отдаленного грохотания и с облаковпыли, покрывших всю землю. Гейзеры стали обжигать людей. Озера стали такимигорячими, что пить воду из них не представлялось возможным. Земля стонала идень и ночь.

Многие Талтосы погибли. Рыба в наших озерах была мертва, иптицы покинули наши скалы. Мужчины и женщины разбегались во все стороны,стремясь отыскать места, где поверхность оставалась спокойной, но они ненаходили таких мест, и некоторые побежали обратно.

Наконец, после бесчисленных смертей, все племя принялосьстроить плоты, лодки, выдалбливать челноки, предпринимать все возможное, чтобысовершить переход на землю зимы. Другого выбора у нас не было. Обитатели нашейземли пребывали в полном смятении, и оно нарастало с каждым днем.

Я не знаю, сколько нас осталось. Я не знаю, скольким удалосьспастись. Все дни и ночи люди строили лодки и уходили в море. Умные помогалиглупым – это был признак, по которому мы отделяли старых от молодых, – ипримерно на десятый день, как помнится, я отплыл вместе с двумя своимидочерьми, двумя мужчинами, которых любил, и одной женщиной.

И это случилось, когда мы уже были в стране зимы… Однаждыднем я увидел, что моя родная земля, моя родина, где началась подлинная историямоего народа, погрузилась в морскую пучину.