– О том, что если бы ты должна была солгать мне, то это была бы самая естественная и безошибочная ложь, – сказал Тис.

– Я знаю, – кивнула Мисарта. – Но мне больше нечего сказать. А знаешь, что к этому предположению добавил Гантанас? Он сказал, что я просто должна была оставаться хорошей и доброй, хотя я себя особенно хорошей и доброй не считаю. Но все равно. Знаешь почему?

– Потому что тебя не пропустили бы в крепость четыре предела, – понял Тис.

– Да, – кивнула Мисарта. – Кстати, Йока должна была быть хорошей из-за того же.

– Но почему же они поверили тебе? – спросил Тис. – Гантанас… Чуид… Почему?

– Потому что Чуид иногда пророчествует, – прошептала Мисарта. – И он что-то увидел. Но не сказал мне. Сказал только Гантанасу. Поэтому тот и взял меня на год раньше. Чтобы присмотреться.

– И присмотрелся, – понял Тис. – Но почему твоя мать пошла именно к Чуиду? Откуда она о нем узнала?

– У меня была бабка, – ответила Мисарта. – Которую я никогда не видела. Ее звали и зовут Мона. Не все ее дети оказались ее достойными, и судьба ее, как я поняла, оказалась схожа с судьбой твоей матери, но Мона осталась жива, хотя и родила шестерых детей. Если что, я передаю тебе слова Алаин. Мона убежала из-под стражи. И все еще жива, хотя ей и много лет. Убежала вместе с двумя дочерьми. Но еще до побега она кое-что сказала Алаин, которую не считала безнадежной мерзавкой. Сказала, что если ей потребуется помощь, то есть человек, которому она сможет доверять. Конечно, если назовет ее имя и будет рассказывать все, как есть. Этим человеком оказался Чуид.

– Что теперь будет с твоей матерью? – спросил Тис. – Мне показалось, что за Йокой прибыли важные лица. Наверное, ей не простят того, что Йока была раскрыта?

– Думаю, что это уже забота моей матери, – ответила Мисарта, вытирая платком щеки. – Она достаточно взрослая, чтобы принимать решения и отвечать за них. Но я знаю две вещи точно. Первая заключается в том, что она все еще готова умереть ради меня. А вторая в том, что ты хочешь ее убить.

– У нее меч моей матери, – глухо произнес Тис. – Она убила мою мать. Она убила собственного брата – моего отчима, по сути – отца. Из-за нее были убиты те, кто дал мне кров. Она убила моего друга – ребенка. Убила в Дрохайте. Это только то, что я знаю. Ты собираешься защищать ее?

– Я не знаю, – ответила Мисарта и не произнесла больше ни слова. Ни когда они прошли в крохотный номер с двумя лежаками, ни когда легли отдыхать, ни когда выяснилось, что они проспали ужин и проснулись уже от утреннего стука в дверь от Синая. Только после короткого завтрака, уже приняв на конюшне постоялого двора ухоженных лошадок, Мисарта посмотрела на Тиса и прошептала, что всерьез рассчитывает обойтись без этого выбора. И то, что ее интересует на самом деле, так это то, не получится ли так, что внутри у нее сидит какая-нибудь гадость, которая однажды сделает за нее ужасный выбор.

– Она спросит у тебя, – так же негромко ответил Тис. – Точнее, явит тебе свои намерения. Мне так уж точно явила.

– И что ты сделал? – спросила Мисарта.

– Отсек ее, – положил руку на плечо недалеко от сердца Тис. – Правда, особым оружием, которого больше нет, и чуть не умер после этого… Но отсек.

– Знаешь, – Мисарта оглянулась, посмотрела на Синая, которая заканчивал затягивать веревки, привязывая мешки к крупу своей лошади, и прошептала. – Я не очень рассчитываю на дружбу, она не бывает по заказу. Но если мне придется… что-то отсекать, я не окажусь от помощи.

– Я же не смогу сделать за тебя выбор, – сказал Тис.

– Не, – замотала головой Мисарта. – Выбор я сделаю сама. Но мне может не хватить сил двинуться по выбранному пути.

– Если нам будет с тобой по пути, конечно я помогу, – пообещал Тис. – Ты еще что-то хочешь сказать?

– Знаешь, – Мисарта снова покосилась на Синая. – Наш старший слишком умный, чтобы случайно оставить нас наедине. Мы должны были поговорить, и мы поговорили. И это меня очень беспокоит.

– Почему? – не понял Тис.

– Все просто, – объяснила Мисарта. – Этому меня учил еще Чуид. Он говорил, что если предстоит что-то серьезное, какое-то важное дело, связанное с большой опасностью, то люди, которые им занимаются, должны быть открыты друг другу. Думаю, что мы выехали не на простую прогулку.

* * *

Этот разговор не отпускал Тиса довольно долго. И он даже начинал подозревать, что окончательно не отпустит его вовсе, хотя бы до тех пор, пока не разрешится и эта загадка, и прочие, которые как будто жили где-то отдельно от него своею собственной жизнью, чтобы время от времени выпрыгивать на дорогу, по которой идет неведомо куда двенадцатилетний мальчишка Тис. Ну и ладно. Как выпрыгнут, так и будет время разбираться. А пока можно куда с большим удовольствием просто держаться за спиной Синая, иногда оборачиваться к Мисарте, которая, как более старшая, прикрывала их крохотный отряд с тыла, и даже ловить время от времени ее вымученную улыбку. Кто бы мог подумать, что Мисарта умеет улыбаться? Понятно, что ее улыбка не сравнится с улыбками Йоры, Дины и Гаоты, но и ей тоже хотелось улыбнуться в ответ. Хотя улыбаться было не время.

Сразу после выхода из деревни близ Белой Тени Синай сделал первый выбор. Он не повернул налево к Тимпалу. И не повернул направо к Абиссу и Бейну. Иначе говоря, оставил в небрежении старый рэмхайнский тракт, и направился по куда как менее наезженной дороге, повел свой отряд на юг.

«Хорошо, – подумал Тис, который уже бродил в этих краях, и бродил в одиночестве, зимой и без всякой лошади. – Впереди три важных перекрестка, и на каждом цель нашего пути может измениться. И я буду последним, кто спросит у Синая, куда мы все-таки едем».

В тот же день они, сделав лишь один короткий привал возле какого-то давно сгнившего острога, пересекли по широкому, но мелкому и скальному перекату светлый Чид, которому, как сказал Синай, предстояло после этого переката еще с десяток лиг журчать до слияния с Каменкой, оставшейся возле Белой Тени, и доехали к вечеру до первого большого перекрестка. На лысом холме никакого острога не было, но имелась деревянная башня, крепкий загон для лошадей и стояли три свежесрубленных избы, одна которая могла сойти и за постоялый двор. Так во всяком случае заявил невысокий толстяк, оказавшийся старшиной сиуинского дозора, который разговаривал с Синаем как со старым знакомцем. Порадовавшись восстановлению Белой Тени, старшина перешел на шепот, но шептал очень громко, и Тис сумел расслышать, что прошлогодняя напасть, что творилась по берегам Чидского озера вроде бы рассеялась, но дикие имни или еще какое зверье шалить продолжают, так что на ночевку всякий раз надо искать место понадежнее. Ну а где его найдешь, если полтора года назад целый острог был выжжен да и деревня угольщиков вырезана полностью? Чего уж говорить о лесных заимках местных егерей? Ни одной не осталось!

– Неужто король Сиуина не собирается вновь брать эти края под свою руку? – спросил Синай.

– Как это не собирается? – удивился старшина. – А мы что здесь тогда делаем? Через месяц придут старатели и будем рубить острог. И на дороге к Дрохайту еще один острог рубится. Вчерне уже и срублен. До него, правда, отсюда лиг пятьдесят, но лошадки у вас хороши, так что к вечеру доберетесь. Да и разрешение на восстановление Белой Тени разве не король Сиуина дал?