усами под острым носом, одетый в тёмно-фиолетовую жилетку на белую рубашку и тёмные брюки, узкие очки, прикрывавшие строго область глаз, где на месте зрачков горели маленькие красные точки, в напоминание о круглых коралловых очах – таков теперь был лучший профессор Империи Чан. Волосы его были темны и коротки, казались зализанными даже слишком. Тонкие пальцы на венозной ладони выдавали пристрастие работать через силу, хотя человеку это только вредило. Именно эти пальцы подвели к концу осмотр более импозантного человека.

Перед учёным, которому на вид было за сорок, полураздетым сидел паренёк, которому с натяжкой можно было дать двадцать семь. Его густые недлинные волосы чисто серебряного цвета были первым, что поражало. Затем следовали глаза, выказывавшие недовольную усталость, самое частое настроение Сталиса. Вытянутое лицо, широкие плечи, крепкая комплекция – часто встречались в образе бессмертных; этот человек, исключением не стал.

– Я закончил, можешь одеваться, – в нос озвучил Чан. – Мои поздравления, Сталис, ты в норме.

– Терпеть не могу этот  ежегодный день, – торопился заместитель императора покинуть лабораторию.

– Мы должны прожить две сотни лет. Я обязан за вами следить, – в сторону прогундосил профессор. – И напомни об этом Кану. Он, я вижу, не торопится…

– Ни мне дорого его здоровье, – у самых дверей отмахнулся Сталис. – Тебе он нужен, ты и зови. У меня другие заботы…– из коридора докричал паренёк.

– Эх, – вставая, выдохнул Чан. – И ради чего я это делаю…

Хрустальный трон на верхнем этаже дворца холодного материка, снова грелся, будучи опорой императору. На нём вновь восседал человек, увы, не тот, которого по сей день стремился увидеть глаз; отчёты разбирал мужчина, если и старше тридцати, то ненамного. Волос на голове он почти не носил; скулы были выделены, подбородок покрывался лёгкой щетиной.

Вдумчивую занятость императора потревожил главный технолог, отперев дверь в зал.

– Кан, сегодня день обследования. И ты об этом знаешь, – заявил профессор.

– Я не желаю в этом участвовать. Император ни одно не посетил, и никогда не жаловался, – размеренно отказал монарх Империи.

– И почему я всех уговариваю? – устал Чан за последние двенадцать лет. – Если помрёте раньше времени, видит император, я тут ни при чём, – будто самому себе, довольно тихо оправдался профессор, пока двери размеренно смыкались.

Уверенность Кана в верном решении пошатнулась; он нервно выдохнул, откинул ручку, и встав с трона, крикнул:

– Ладно, подожди! – укрывая волнение под громкостью слов.

Император всё же догнал учёного в коридоре, присоединившись к спуску по лестнице.

– Неужели осознал, что только творец знает все тонкости творения? – даже не глядя на Кана, с долей высокомерия молвил Чан.

– Я просто вспомнил, что должен делать всё, ради надлежащего возвращения императора!

Чан усмехнулся, саркастично покивав. Кан же отвращено отвернулся…

Юная надежда Евразии на будущее без серых туч, всё же решился исполнить последнюю волю начальника центра развития науки. Почти совершеннолетний сын короля, явился в коридор второго этажа опечаленного самоубийством центра. Около двери, за которой недавно громыхнул выстрел, собралось не меньше десяти человек.

Алана быстро узнали приближённые к управлению; один из государственного совета, само с собой новый его участник, пропустил паренька поближе к двери.

– Где твой отец? Последней волей был его визит, – припомнил мужичок.

– Да, я знаю. Но он сейчас в больнице, и не известно, когда сможет прийти. Чтобы не позволить телу отравить воздух, я решил, что смогу заменить отца. Я ведь его прямой наследник, – подавляя волнение всеми силами, Алан держался молодцом.

– Возможно, ты прав. Ради общего комфорта, можно немного поступиться правилом…– согласился чиновник. Он отвёл дверь в сторону, открыв юному наследнику достаточный проход.

Алан шагнул внутрь, и дверь за его спиной прикрыли. Молодое лицо отвращённо сморщилось, отвернувшись в сторону. Учёный стал первым трупом, которого мальчишка увидел вживую. Искривлённая челюсть, раскроенная макушка, разводы высохшей крови, вроде несильно ударили по психике мальчишки. Он с сожалением и неприязнью осмотрел безжизненное тело. Кроме неприятной головы и руки, свисавшей вниз, удалось заметить вытянутый палец правой десницы, что указывал на стол. Сам стол в центре кабинета не имел значения; зато кейс, вернее то, что в нём – было очень важно.

Эта идея захватила мысли паренька. Алан, казалось бы, даже забыл об опасениях. Не очень спешно он подступил к столу, провернул ключик внутри замочка, вытащил изогнутую помеху из петель кейса, и свободной от замка рукой – поднял крышку прямоугольного хранилища. С первых секунд разъединения сомкнутых краёв, мертвецки тихий кабинет освятило красное сияние, что мощно испускала внутренность кейса. Покрытые бордовыми бликами глаза Алана захлестнуло удивлённое восхищение.

Сила яркости помешала его зрачкам отразить на себе содержимое кейса. Она же, помешала его рукам возжелать поднять последнее творение лучшего технолога. Ключ к его успокоению.

Это была массивная, отдалённо напоминавшая меч конструкция. Высотой серебристая рукоять была бы Алану немного выше пояса; в отличие от гарды, выполненной в виде двух крыльев – самого очевидного символа свободы, эфес лишился особой символики: на нём выгравировали спираль. Размер каждого крыла оригинальной гарды, немного превышал ладонь наследника короля. Даже учитывая это, меж символичными росписями уместилось ярко-бардовое жерло, что дымилось красным паром и кипело мелкими пузырьками. Оно источало львиную долю красных отблесков, покрывших кабинет. С противоположного края, на конце строения меча, находилась закруглённая пластина, что словно шапка надевалась на край. Она, вероятно, служила предохранителем, не позволяя «магме» утекать. Касаясь её ровной грани, на клинок была накинута скоба. Нижний её край спилили наискосок, точно как грань второй скобы. Они отлично сочетались друг с другом; идеально соприкасались, укрывая под собой бурлившую жижу. Верх третьей скобы, как и низ второй – тоже скашивался. Зато низ третьей снова был прям; он не замыкал весь чудо-меч; от него, до рукояти, испаряясь, растекалась менее яркая энергия, чем та, что горела в гарде.

Каждый элемент поразительной конструкции, однозначно наделялся своей, важной функцией. Но бессмертный учёный не забыл и о моменте наставлений; через все три стабилизатора, ровными буквами выгравировано было: «Великому королю – великий меч; великому народу – великая свобода!».

Эти слова вдохновили Алана; прочитав их, он восхитился ещё сильней. В его сердце расцвело желание прикоснуться к мечу, ощутить его мощь, стать первым из рода Кира, чья рука взгромоздит ключ к свободе от холодных тварей. Правая десница сжала волнистую рукоять. Левая – подхватила первый стабилизатор. Под слабую улыбку поднялся потрясающий меч, покрыв лицо Алана густым напором света. Ощущения контроля над кипящей «магмой» способны были захватить любую душу; это чувство власти, было самым тщеславным из всех.

Оборвался момент уединения наследника неожиданно; из открывшейся двери раздался хрипящий голос Кира:

– Алан, не стоило тебе сюда приходить.

Даже стоять королю помогал первый капитан. Кир серьёзно болел; это не скрыл бы никакой грим, хотя он и не думал им пользоваться. Волосы легендарного победителя императора всё ещё краснели. Прямо как сосуды на жёлтых белках глаз, вокруг которых ютились морщинки. Кожа короля была бледна и шершава; её близкий к кремовому цвет отлично контрастировал с чёрными венами, проступавшими