И все же более всего его взор был прикован к принцессе Бадбе, предвосхищая приближающуюся брачную ночь между ней и принцем Флариэлем. Предвосхищая зарождение владыки владык.

* * *

Еще с час все пили, ели, кому что положено. С каждым мгновением Илла и Дзабанайя становились все добрее и пьянее, а Юлиан – собраннее и мрачнее. Под мантией, сшитой ему под заказ у того же портного, что обшивал советника, покоился документ. Согласно ему он был теперь Юлианом Ралмантоном – вампиром свободным и принадлежащим к знатному роду.

Слухи разлетались с быстротой птицы. Казалось, виновницей всего этого стала Наурика. Сначала от стола королевской четы отпорхнула одна щебечущая фрейлина, затем вторая, третья, и еще, и еще. И в конце концов к советнику уже стали подходить и поздравлять. Кто-то поднял тост за молодого Ралмантона – и вот все разразились поздравлениями.

После тоста к наследнику семейства Ралмантонов тут же устремились взоры всех красавиц, ибо ничто так не украшает мужчину в глазах женщины, как знатный род и соответствующий знатности огромный кошель. Юлиан усмехался, наблюдая эти жаркие, полные обещаний взгляды и кокетливые ужимки. Как же быстро все меняется. Как ты становишься мил всем вокруг, когда богат. Это напомнило ему Ноэль с его безумной толпой желающих набиться в друзья, когда он только приехал в особняк вместе с Мариэльд де Лилле Адан в 2121 году. Он тогда еще верил в искренность прихлебателей, принимал их, выслушивал, а они кивали, соглашались со всеми его еще тогда скромными замечаниями о жизни.

Сейчас же он наблюдал за подобным с отвращением, хотя и не без спокойного цинизма. Юлиан прекрасно понимал, что даже обаятельный Дзаба уделяет ему столько внимания и выказывает знаки дружбы лишь из-за его близости к советнику. Нельзя не догадаться, что теперь, после усыновления, мастриец станет ему лучшим другом. Что поделать с этим миром?

«Что за мир такой дрянной, полный грязи и лжи. Мне врут. Я вру. Все зиждется на обмане. Но хватит с меня. Достаточно!» – думал Юлиан и сосредоточенно рассматривал пирующих, силясь хотя бы в последний раз отыскать среди них своего «незримого» врага. Однако все вокруг пили, демонстративно выражали свою радость – и, конечно же, он ничего не нашел. Вздохнув, он теперь стал искать благовидного предлога уйти. И предлог представился.

Ни с того ни с сего Латхус, доселе стоящий у стены статуей, вдруг подошел к хозяину и коснулся его плеча рукой. Жест был невероятно наглым, но в шуме и гаме празднества он остался незамеченным.

Илла развернулся. Глаза его стали серьезными. Не говоря ни слова, телохранитель, очертания которого подергивались от заклинания, сидящего в голове, только кивнул и безо всякого разрешения пошел вдоль столов к тихому темному коридору. Коридор этот уводил в гостевые комнаты и к лестнице. Илла, встревоженный, но со взглядом коршуна, подорвался с кресла и ухватился за свою любимую трость. Тут же с его лица испарились и опьянение, и радость. Он исчез следом за наемником, отмахнувшись от всей сопровождавшей его свиты.

Юлиан проводил их взглядом, и что-то в душе его всколыхнулось, забеспокоилось. Видя, как тот тоже поднялся из-за стола, Дзабанайя спросил:

– Куда ты?

– Здесь жарко, не находишь?

– Не жарче, чем в Бахро! Все вокруг не плавится – значит, жизнь уже хороша! – рассмеялся довольно мастриец и вспомнил свой родной край, где правило вечное лето.

– Однако я не так неистово влюблен в жару, как ты, друг, и нахожу в ней больше временную подругу, нежели вечную спутницу. Поэтому пойду подышу свежим воздухом, а там гляди, и снег выпадет. Полюбуюсь.

– Как же можно любить земли, наказанные Фойресом за безбожность холодом? Однако иди полюбуйся на фениксов, спящих звездами на небе. А потом возвращайся к теплу, огню и выпивке. А там мы с тобой заведем речь и о сороковой асе мудрых изречений Инабуса.

– «Не сила возводит человека на вершину горы, а терпение и вера в то, что ты взойдешь».

– Запомнил? Ах, хитрец, ах джинн! А жаловался, что подобные книги не оставляют в тебе свой отпечаток!

– Бывай, Дзаба, бывай…

И Юлиан, попрощавшись с приятелем и похлопав того по плечу, направился к коридору, который выведет его в сад. Перед тем, как скрыться в полутьме, освещенной редкими лампами, он обернулся в последний раз на празднество, чтобы запомнить радостные лица. Пора. Прощай, Элегиар.

Из-за стола поднялась и королевская семья. К тому же коридору направились Морнелий с женой и детьми. Юлиан услышал позади шум и, увидев торжественную процессию, согнулся в глубоком поклоне, чтобы пропустить. Наурика специально отстала, поручив сонного и пьяного мужа церемонийстеру под благовидным предлогом, якобы уже не могла удержать его. Дождавшись, когда ее отпрыски завернут за угол, а зал позади скроется за еще одним поворотом, королева остановилась и махнула сопровождавшим ее рабыням, а те замерли стайкой подле нее.

Юлиан увидел бархатные туфельки, богато расшитый золотом подол платья и поднял глаза к королеве. Они оба тепло улыбнулись. Она протянула белую, нежную руку, и он жадно припал к ней, расцеловал обвитые кольцами пальчики. Наурика поглядела на него с усталостью и затаенной страстью одновременно. На нее столько всего свалилось в последнее время, что женщина мечтала уснуть в объятьях и забыться от всех проблем.

– Прими мои поздравления, Юлиан Ралмантон, – она выговорила это сладко, будто пробуя на вкус фамилию и как она подходит к имени.

– Главным поздравлением, ваше величество, для меня будут ваши улыбка и внимание, которым я всецело дорожу.

И Юлиан, обронив взгляд на рыбань, оттянул ворот рубахи, чтобы показать кольцо с дассиандровской жемчужиной, подаренное ранее ему королевой. Наурика от этого вида довольно улыбнулась. Ей пришлась по душе мысль, что теперь она сможет спокойно беседовать с Юлианом не только в постели, но и прилюдно. Чуть погодя она сказала:

– С завтрашнего же дня, дорогой мой придворный, я примусь за важное дело.

– За какое же? – удивился мужчина.

– Найду тебе невесту.

– Невесту? – голос прозвучал еще удивленнее.

– Невесту! Да! Я видела эти женские взоры, направленные в твою сторону после новостей об усыновлении. Надеюсь, ты не усмотрел в них невинный интерес? Ибо поверь, невинности у их обладательниц, несмотря на старания отцов, меньше, чем порока. Поэтому тут нужна умелая длань, которая не позволит тебе попасть в когти к очередной гарпии. Знаешь, я перебрала в уме всех красавиц и, кажется, нашла, кто тебе подойдет. Оскуриль, племянница Дайрика Обарайя – она очень красива, степенна и благоверна. Не находишь? Ты должен ее помнить.

Юлиан вспомнил красавицу Оскуриль, ее дорогие наряды, бархатные глаза и милые маленькие ножки. Вспомнил он и ее застращанный пугливый характер, который предупреждал любого пожелавшего засвататься к ней о том, что такая жена при каждой близости будет притворяться мертвой. С такими женами надо заводить любовницу, а то и две, дабы восполнить утерю женской ласки.