Я помолчал, озадаченный. Как-то не вяжутся такиесверхглобальные цели с этим неприметным домиком с плохо окрашенным фасадом.

— И в чем, — спросил я, — это выражается?

— В наших рекомендациях, — пояснил он. —Сильные мира сего не всегда умнее и мудрее нас. Но даже будь все так, они всеравно не в состоянии охватить все и вынуждены окружать себя знающими людьми.Раньше императоры, цари, короли и всякие султаны окружали себя мудрецами, атеперь — советниками, консультантами. Названия разные, но суть одна. Нас свами можно с тем же основанием называть мудрецами, а мудрецов СулейманаВеликого — консультантами. Вы будете получать задания, сдавать будете мне.Если они меня устроят, я передам их выше. Какие из них проходят — не знаю.О том, какое приняли к действию, можем только догадываться.

— Как?

Он мягко улыбнулся:

— Чаще всего косвенно.

— По каким-то признакам?

— Да. Мы сами об этом узнаем чаще всего из СМИ.

Я слушал, кивал, весь во внимании, по всему телу нарастаетзнакомая радостная дрожь, как всегда, когда сталкиваюсь с трудной задачей, новсеми фибрами чую, что в состоянии ее решить. Не надо быть мудрецом, чтобыпонять, наша фирмочка не единственная, а всего лишь одно из низовых звеньевогромной организации, разбросанной по всему миру. И что идей, как улучшить мирвообще или остановить кровопролитие в отдельно взятом районе, где-то наверхусобирается огромный ворох. Там их еще раз просматривают, отбирают с десятоксамых-самых, а некое руководство уже…

Нет, оборвал я себя, это я залетел слишком высоко. На самомделе такие организации наверняка выполняют чисто местные задачи, но тем самымработают и на все человечество. Вряд ли какое-то правительство разрешит чужимдействовать на своей территории, но наверняка выслушивает рекомендации.Применять или нет — другой вопрос, а свои мудрецы на что, пусть решают,без варягов обойдемся, и все такое.

Он молча допивал кофе, к печенью почти не притронулся, замной наблюдал внимательно. Я не сводил с него взгляда, наконец он сказалпотеплевшим голосом:

— Вижу, вам не терпится получить первое задание.

— Хочу, — признался я. — Деньги обещаныбольшие, машину уже сейчас могу взять и пользоваться…

— Не хотите оставаться в долгу? — сказал онпонимающе. — Хорошая реакция.

— Не хочу, — подтвердил я. — Конечно,понимаю, что могу не соответствовать такой высокой зарплате, но буду лезть изкожи, это обещаю.

Он неожиданно усмехнулся.

— Вы будете лезть из кожи не только ради зарплаты.

Я насторожился:

— А что еще?

— Сама работа, — ответил он загадочно. — Выиз тех, кто любит работать. А когда поймете, что ваша работа в самом делеспасает жизни… или хотя бы делает людей счастливее, то будете работать так, чтоне останется времени на виртуальные баймы!

Я молча улыбнулся. Ну, на баймы я всегда выкрою время. Пустьдаже за счет сна.

Следующие два дня я занимался машиной: поставил на учет вГАИ, прошел ТО, хотя непонятно, зачем для новой машины ТО, она же только изсалона, почему сразу не выдают, а потом садился за руль где-то в полночь, ездилпо тихим ночным улицам, где все равно движение не прекращается полностью, но всеже ориентироваться на шоссе намного проще. За три такие ночи освоился, всевспомнил и утром четвертого дня приехал на службу уже на машине.

Я все вспоминал слова Глеба Модестовича, как он сказал, чтоприятно, когда сотрудники сыты, обуты и одеты. Значит, застал времена, когдасытость и обутость были не нормой, как теперь, а редким явлением. И не простозастал, даже мой отец застал, не говоря о деде, а уже тогда был руководителем,раз так это запало в его лексикон. Еще тогда старался вырвать для своихсотрудников лакомый кус, талоны на одежду и обувь. Гордился, что сумел «своих»обеспечить лучше, чем в соседнем НИИ. Сколько же ему лет? Я уже виделакадемиков, увлеченных работой, что в столетнем возрасте продолжаютисследования, ездят на троллейбусе в библиотеку, в то время как «простой народ»мечтает дожить до пенсии по старости в шестьдесят лет да поскорее сесть на шеюгосударству, требуя от него льгот, еще раз льгот и разных прибавок к пенсии.

Сегодня после обеда раздался звонок, Глеб Модестович сэкрана посмотрел поверх очков строго и значительно.

— Чем занимаетесь?.. Впрочем, это неважно. Ерундойкакой-нибудь. Бегом ко мне. Есть задание. Спешите, пока другие не перехватили!

Я ринулся из кабинета, пронесся, как конь, по коридору иворвался к нему, не постучав. Он поднял от бумаг удивленное лицо, и я понял,что простую шутку принял за чистую монету. То ли здесь работу не хватают изрук, то ли ее столько, что делать — не переделать.

— Готов, — отрапортовал я.

— Сядьте, — посоветовал он. — Итак, первоезадание. С виду простое, но это только с виду. На Черкизовском рынке нарастаетвзрывоопасная ситуация. Все больше голосов, что черножопые захватили иконтролируют весь рынок. Уже вспыхивали мелкие стычки с местными, но мы ожидаембольшого взрыва…

— Взрыв уже был, — напомнил я.

— Я говорю о взрыве народного гнева, — уточнилон. — Хотелось бы его предотвратить. Поезжайте, посмотрите, соберитесь смыслями. Если появится какое-то решение, жду с нетерпением.

Я откланялся и вышел из кабинета. На рынок ехал, правда,настолько осторожно, что гаишники дважды останавливали и спрашивали, ничего ненайдя: чего, гад, крадешься. Приходилось объяснять, что не прячусь на такоймогучей машине, а все еще восстанавливаю прерванные навыки езды.

На Черкизовском провел около часа, переговорил с продавцами,изображая покупателя, и решение созрело еще по дороге в офис.

— Глеб Модестович, — сказал я, переступаяпорог, — ситуация в самом деле взрывоопасная. Очень хорошо, что вы успелиобратить на нее внимание. Еще несколько дней, и местные, объединившись, устрояткровавую бойню. У всех накипело!..

Он сказал нетерпеливо:

— Это я знаю. Вы приступаете к поискам решения?

— Уже нашел, — ответил я скромно. — Если,конечно, оно вас устроит. Если нет, буду искать что-то еще.

Он спросил недоверчиво:

— Нашли? Так быстро? Что вы предлагаете?

— Удовлетворить, — ответил я, — требованияместного населения. Русскоязычного, как говорят ублюдки, будто мы не вРоссии!.. Но не по всему рынку, а выделить четкий участок рынка. Скажем, пятуючасть. И чтобы сразу было видно, что там — торгуют русские. Толькорусские. Только своим товаром. С огородов или еще откуда-то — неважно.

Он смотрел исподлобья, морщился.