и на каком канале.

— Ну а ты на каком посоветовал бы?

Я пожал плечами.

— Зависит от целевой аудитории. Кому программа-то нужна?

— Допустим, мне.

Я опешил еще раз. Шмоткин везде и всюду норовил пролезть на халяву. Представить себе, что он готов финансировать телевизионный проект, я мог только в сказочном сне. Или находясь в нетрезвом состоянии. Но я столько не выпью.

— На кого собираетесь влиять?

— На пенсионеров, конечно. Я же — передовая фракция!

В отсутствии логики депутату нельзя было отказать.

— Надо навести справки. Вам срочно?

— Не особо. Сейчас всё равно федеральные выборы идут. На следующей неделе можно будет узнать?

— Узнаю, — пообещал я.

Андрей Бутурлин объявился внезапно. По его словам, проезжал мимо. На всякий случай встретились мы опять на нейтральной территории — в кафе «Солонка» через дорогу от нашей обители.

— Меня сегодня изнасиловали, — начал он даже без приветствия.

— Кто? Опять Колобков?

— Ха! Ничего подобного. Будешь еще угадывать?

— Что, Забегалов сам явился?

— Нет, опять мимо. Тарарыкина Оксана Вениаминовна, бывшая моя коллега по издательскому дому.

— Старовата уже для искрометного секса.

— А для нашего дела самое то. Пытала морально: хотела узнать, кто написал заметку про управляющего делами.

— Какое дело «Канцелярской правде» до внутренних дел «Фактов и комментариев»?

Андрей посмотрел на меня как на психа.

— Не прикидывайся, а? С твоими внешними данными это бесполезно. Сам же всё отлично понимаешь! Оксану Вениаминовну попросила Алина Вениаминовна, а ее, в свою очередь, попросил кто-то из вашего дома.

— Даже догадываюсь, кто это мог быть, — сказал я, вспомнив наш с Тарарыкиной разговор о диссертации. — А, если не секрет, в каких отношениях Алина Вениаминовна с твоими боссами?

— Уже, считай, ни в каких, — чуть поразмыслив, ответил Бутурлин. — Она, между нами говоря, сама была акционером, когда работала у нас. Мелким, но всё же. Боссы думали, что она будет их интересы лоббировать в парламенте.

— Не лоббировала?

— Лоббировала, да. Только исключительно свои. Квартиру себе в центре сделала, машину, часы у нее коммерческие в двух вузах. Но фирме от этого ни холодно, ни жарко.

— И что фирма? — спросил я.

— Пригласили раз, другой. Пообщались. Потом договорились, что долю у нее выкупят. Вот и вся история любви.

— Ты раскололся?

— Не смеши, пожалуйста. Я и тебе-то не сказал! — Андрей засмеялся и пустил колечко сигаретного дыма. — Кстати, ты на фестиваль идешь?

— Молодежи и студентов?

— Остряк. Не молодежи, а серьезной прессы. Так идешь или нет?

— Пока не звали.

Андрей всплеснул руками. Фестиваль серьезной прессы был экстренно изобретен одним московским пиар-агентством, чтобы отщипнуть немного от нашего бюджетного пирога. По-моему, на каких-то других регионах этот опыт уже обкатали. Светлым умам из администрации легко и быстро внушили мысль о его полезности. Сначала акцию хотели назвать форумом качественной прессы, но потом слово «форум» посчитали слишком официальным, а «качественную» заменили на «серьезную», чтобы те, кого не возьмут на финальную пьянку, обижались не так сильно.

— Если тебя не звали, то кого же зовут?

— Спикеру, я знаю, приглашение пришло. А мне никто ничего не слал и не передавал, — я тоже развел руками.

— С ума сойти, правда… Слушай, давай я тебе одно дам. У нас всё равно два приглашения на редакцию газеты.

Тут настала моя очередь смеяться.

— Это мне как явка с повинной зачтется?

— Какая явка? Не понял.

— Понимаешь, Андрей, товарищ Забегалов уверен почему-то, что заметка про него — моих рук дело.

— Ну, вы даете! — директор издательского дома чуть не пролил кофе себе на штаны. — А я-то голову ломал, зачем Оксана про тебя всякие дурацкие вопросы задавала.

— Например?

— Например, часто ли мы с тобой общаемся.

— Ладно, — я тоже решил сменить тему. — Вам с выборов-то перепадает что-нибудь?

— Перепадает, ага. Все норовят на дурачка обслужиться!

— Оппозиция, что ли?

— Какая, на хрен, оппозиция! Наша многоуважаемая «Ядрёная Россия»! Везут из Москвы своих свадебных генералов, репортажи про них, значит, пиши, а насчет оплаты — потом, потом… Я тут одного политтехнолога уже завернул обратно.

— Не боишься отношения испортить?

— Ай, с кем там портить? Они сами про меня на следующий день забудут.

— И не пишете бесплатно?

— Не пишем принципиально, — заявил Андрей. — Я сам только одно исключение допустил — конечно, по согласованию с боссами.

— Какое?

— Коле Ухову помог без денег. Я его сто лет знаю, мировой мужик! Забомбили прямую линию с ним на целый разворот.

— У него шансов нет на Госдуму. Он далеко стоит в региональном списке, — напомнил я.

— Знаю. Зато он весной в мэры собирается.

— Ух ты!

Будущий мэр — это всегда серьезно. Вопреки суждениям о бедности главного губернского города и скудости его казны, здесь еще было что взять. Упомянутый кандидат Коля Ухов тоже работал спикером — только городского Совета. Там крепких хозяйственников с колхозной закваской было явно меньше, чем у нас, но водилось больше молодых и цепких ребят из бизнеса. Их спикер, классический улыбчивый рубаха-парень, сам бизнесом не занимался. Сбросив комсомольскую шинель, он ковал аппаратную карьеру. Досужих домыслов про него и его друзей-коммерсантов ходило много. Если верить им (домыслам), то ли они (коммерсанты) его спонсировали, то ли он продвигал их нужды через депутатское собрание. В чем дружно сходились независимые источники, не желавшие называть себя — это в уверениях о беспробудном пьянстве Коли. В целом общественность воспринимала его не слишком серьезно, и Николаем Михайловичем спикера называли только в официальных сообщениях.

Андрей, насколько я знаю, в юности тоже грешил марксизмом и посетил немало комсомольских аппаратных застолий. Определение «мировой мужик» я вполне мог отнести и к нему.

— Уверен, что он пойдет?

Бутурлин помялся.

— В чем сейчас можно быть уверенным? Сначала пусть федеральные выборы закончатся.

— О том и речь. Я, допустим, слышал в нашем здании, что от «Ядрёной России» Колыхаева в мэры двинут.

— Этажерочника? — вскинулся Андрей.

— Вовсе не этажерочника, а заслуженного мебельщика, — назидательно поправил я. — Человека, чья двуспальная кровать выиграла тендер на право стоять на государственной даче в Сочи. На государевой даже, я бы сказал.

— А он сам на чем спит?

— Не юродствуйте, молодой человек. Это особа, приближенная к нашему губернатору.

— Губернатор-то крепко держится?

— Хороший вопрос. Скорее нет, чем да.

— Скорее некрепко?

— Да, — кивнул я. — Будто сам не знаешь.

Вице-губернатор Кобяков ослабил узел своего галстука. Пиджак висел на спинке стоявшего рядом стула. Дальше сеанс административного стриптиза не продвинулся. Георгий Вадимович, демократично пересев за длинный общий стол, привычно вел заседание большого жюри. Ему и всем нам, чиновникам и начальникам от СМИ, предстояло назвать победителей и лауреатов ежегодного губернского творческого конкурса.