– Они вас не любили, – произнес Дронго.

– Не любили. Им казалось, что каждый раз, когда он тратит наменя свои деньги, он отнимает долю именно у них. Они считали, что им можетдостаться гораздо больше, если меня не будет рядом с ним. Представляю, как онизлились, когда он решил купить мне эту квартиру.

– А где вы жили до этого?

– В двухкомнатной квартире своей матери, в старом доме наМустафа Субхи. Там такие старые одноэтажные и двухэтажные дома. Вот в одном изних мы и жили с моей матерью. Вы знаете, все годы, пока я жила в этой шикарнойквартире, мне снился один и тот же сон. Как будто меня отсюда выселяют и явозвращаюсь в нашу старую квартиру на первом этаже, где так часто бегали крысы.Вот сейчас я туда действительно возвращаюсь. И все мои кошмары сбываются.Наверно, нельзя чего-то сильно бояться, иначе это сбывается.

– Вы делаете это ради своего сына.

– Безусловно. Но от этого мне не легче. В жизни у меняничего не получилось. Сына я родила не от мужа, а совсем от другого человека. Смужем развелась. В своей профессии я так и не состоялась. В общем, полный крах.И спасти меня мог только алмаз, который я должна была украсть у моего друга. Ноя этого не сделала. И вы можете спокойно искать вора среди остальных. Здесь выничего не найдете.

Она тяжело вздохнула. Дронго понял, что нужно прощаться.

– Извините, – сказал он, – мне кажется, что я нечаяннопричинил вам боль. Мне меньше всего этого хотелось.

– Ничего, – махнула рукой Валида, – боль уже притупилась.Мне уже сорок четыре. И я не знаю, как буду жить дальше. Может, уеду к сыну вЛондон. Продам квартиру и уеду. А может, просто наложу на себя руки. Мальчикмой уже состоялся, он учится в магистратуре и встречается с хорошей девушкой изХорватии. И мне больше ничего не нужно в этой жизни. Ничего. А на том свете,может, мы встретимся с Семеном. Ведь говорят, что рай един и для иудеев, и длямусульман. Из-за того, что я встречалась с Измайловым, от меня отвернулись имои родственники. Он ведь был горский еврей, а я азербайджанка. Можете себепредставить, что они говорили. Мусульманка встречается с иудеем.

– Не люблю придурков, – с отвращением заметил Дронго, –какая разница, кто и какой национальности или веры. Как только встречаюнационалиста, сразу понимаю, что это недалекий тип.

– Вам легко говорить, – улыбнулась сквозь слезы Валида, – ая чувствовала себя не очень хорошо. Но все это в прошлом. Сейчас мне нужнодумать о будущем, а думать не хочется. Как будто этого будущего у меня и нет.Вот такое абсолютное чувство, что мне никогда не будет пятьдесят или шестьдесятлет. У вас бывали такие ощущения?

– Нет, – ответил Дронго, – и не нужно об этом думать. Ввашем возрасте все только начинается. Вы еще можете полюбить и быть любимой.Сорок лет – это самый прекрасный возраст.

– Для мужчины, – возразила она.

– И для женщины, – убежденно ответил он, – до свидания.Надеюсь, что мы еще увидимся.

Он поднялся и вышел из комнаты. Когда он закрывал входнуюдверь, она еще сидела за столом.

Он вернулся домой, чтобы немного отдохнуть и поесть. Каждыйтакой разговор требовал немалых душевных сил. На часах было около шести вечера,когда он позвонил Мильману и попросил соединить его с Генрихом Соломоновичем.Но старческий женский голос ответил, что Мильман отдыхает, и попросилперезвонить попозже. Дронго перезвонил через час, но тот же женский голособъяснил, что сегодня Генрих Соломонович не будет ни с кем разговаривать, таккак чувствует себя плохо. И попросили перезвонить завтра.

Дронго несколько раздраженно положил трубку. Он должен былпереговорить с Мильманом именно сегодня, перед завтрашней поездкой в КраснуюСлободу. Тогда он решил позвонить Борису Измайлову.

– Добрый вечер. Когда мы завтра выезжаем?

– Я думаю, часов в восемь утра. Чтобы к полудню быть в нашемстаром доме. У вас другие планы?

– Нет. Но мне нужно будет посмотреть и вашу бакинскуюквартиру.

– Когда хотите. Я сейчас нахожусь в ней. Можете приехатьпрямо сейчас. Адрес вы знаете.

– Тогда я приеду, – согласился Дронго, – буду у вас минутчерез десять-пятнадцать.

Бакинская квартира Семена Измайлова находилась на улицеГаджиева, рядом со зданием Министерства внутренних дел. Вернее, это были двеквартиры, соединенные в одну пятикомнатную с большой кухней и совмещеннымсанузлом.

Дронго поднялся на четвертый этаж. В этих пятиэтажных домахобычно не было лифтов. Он позвонил, прислушиваясь к шагам за дверью. Черезминуту Борис Измайлов впустил его в квартиру.

– У кого еще есть ключи? – поинтересовался Дронго.

– Только у моего брата. Больше ни у кого, – ответилИзмайлов, – но здесь убирала Фатьма уже под моим наблюдением. И мы вместе сбратом искали алмаз.

– Вы же говорили, что он мог быть в тайнике в вашем старомдоме в Красной Слободе.

– Там он и был, – кивнул Борис, – но на всякий случай мыпроверили и нашу бакинскую квартиру.

– И ничего не нашли?

– Ничего. Одну рублевую монету, которая закатилась засервант. Еще с головой Ленина. Старая монета. И больше ничего.

Дронго огляделся. Здесь было мрачно и неуютно, как бывает вбольшой холостяцкой квартире, где не чувствуется заботливая женская рука и никогдане слышно радостных детских криков. Даже пахнут холостяцкие квартиры как-топо-особенному. Одиночеством, пылью, старой мебелью, тараканами, мужскимизапахами, не разбавляемыми женским парфюмом и молоком для детей. Он обошел всекомнаты, вернулся в кабинет хозяина. Уселся на старом кожаном диване. Огляделмассивную мебель с книгами. Борис устроился в кресле своего дяди.

– Никак не могу понять характер вашего дяди, – призналсяДронго, – с одной стороны, потомственный ювелир. Человек бережливый, расчетливый,знающий цену каждой копейке. Он послал вас, своих племянников, которых любил,как собственных детей, в другие города и заставил работать так, чтобы вы цениликаждую заработанную копейку. И даже давал вам деньги в долг. С другой стороны,продал магазин своему помощнику и вложил все деньги в этот алмаз, которыйхранил как реликвию семьи. И еще он тратил огромные деньги на свою знакомую, нежалел для нее практически ничего. Как это совмещалось в одном человеке?

– Он был ювелиром, – задумчиво произнес Борис, – и всегда имоставался. А в пятьдесят восемь встретил Валиду. Я не скажу, что он влюбился,но она ему очень нравилась. Он даже взял ее с собой в Израиль. Я думаю, что,если бы она захотела, он бы на ней женился. Но она не захотела. Он однаждысказал мне об этом. Возможно, он понимал, что это его последняя любовь. Он ужетогда предчувствовал, что долго не протянет. И эта последняя любовь была какнаграда. Поэтому он так к ней относился.