прислушивались к шелесту травы или шороху листвы, гадая, увидят ли снова спасительный рассвет, ибо тьма во все времена внушала страх своей неизвестностью, загадочностью и порочностью.

Ночью человек беззащитен и слаб, он словно кукла в руках судьбы. Поэтому Рангави предпочитал действовать именно в эту пору. Он не был прирожденным убийцей и никогда не испытывал удовольствия от бессмысленного кровопролития, но, наученный горьким опытом, знал, что врагу нельзя оставлять ни единого шанса. «Безоружный враг – тоже враг», – так когда-то учил Серафим, могучий воин, который стал Рангави вместо отца и обучил его всему, что знал сам. Крепко усвоив этот урок, Рангави, однако, никогда еще не переступал той опасной черты, которая отделяет долг от мести. Своим людям он запрещал причинять вред пленным и никогда не поднимать оружие против тех, кто просит пощады.

Однако Урбан пощады не заслуживал.

После аудиенции с императором Рангави тайно покинул город. Он не мог доверять людям из императорского окружения и потому долго блуждал по темным улочкам Константинополя, сбивая преследователей со своего следа.

Оказавшись снаружи, воин сразу двинулся прочь от города, перепрыгнул полузасыпанный ров и вышел на едва заметную в темноте тропинку, петляющую среди покинутых каменных жилищ бышей здесь когда-то деревни. Дорога вела на поросший редким кустарником холм и упиралась в небольшую, чудом уцелевшую посреди этой разрухи часовенку. Изнутри она едва освещалась несколькими сальными огарками, но вокруг не было ни единой души.

Остановившись у входа, Рангави прислушался – за ним кто-то шел, в этом не могло быть сомнения. Преследователь действовал умело, но в последний момент слишком поторопился.

Резко развернувшись, Рангави увидел нападавшего с занесенным над его головой фальшионом. Извлекать оружие было уже поздно и потому он отвел корпус назад, уворачиваясь от стремительного удара, после чего, ухватил преследователя за запястье, не давая ему возможности замахнуться вновь. Незнакомец заскрежетал зубами от нестерпимой боли, которую причиняла ему каменная хватка грека. Тем временем Рангави поднырнув под соперника, одним ловким движением опрокинул его наземь.

Когда все было кончено, грек наклонился над поверженным противником.

– На этот раз было лучше! – сказал Рангави, протягивая руку, лежащему на земле преследователю. – Однако впредь действуй решительнее – каждая секунда имеет значение.

– Ты просто был готов к этому, – вставая и отряхиваясь, проворчал Андрей. – Иначе я достал бы тебя без труда.

– В этом и есть мой секрет, – улыбнулся Рангави. – Я всегда готов к самому худшему. А теперь созывай остальных, у нас появилась работа.

Радостно потирая руки, Андрей зажег факел и, забравшись на крышу часовни, стал размахивать им из стороны в сторону. Спустя каких-нибудь полчаса в помещение набился народ, и Рангави объявил им о своем решении вновь отправиться в лагерь султана.

– Веди нас в бой! – радостно воскликнули прибывшие на зов люди. – Мы не боимся смерти!

Рангави прекрасно понимал в чем причина такого энтузиазма. Многие из этих несчастных лишились своего дома и семьи по вине султана. Война забрала у них все и теперь в их душах пылала лишь ненависть. Подождав, пока гул утихнет, Рангави произнес свое окончательное решение:

– Сегодня со мной пойдут лишь четверо. Те, кого я выберу лично.

Все мгновенно смолкли, с нетерпением ожидая, на кого падет выбор их командира. Энтузиазм греков был настолько силен, что некоторые старались заслонить собой других, лишь бы оказаться в числе избранных. Впрочем, Рангави не спешил, он внимательно оглядел собравшихся, стараясь не упустить никого из виду и только тогда произнес:

– Со мной пойдут Порфилий, Мануил, Антемий и…

– Разреши мне! – услышал Рангави голос позади себя. Для того чтобы узнать, кому он принадлежит, оборачиваться лишний раз не было нужды.

– Ты не пойдешь, Андрей, – сказал он тоном, не терпящим возражения.

– Довольно мне отсиживаться! – запричитал парень, не обращая внимания на столь категоричный отказ. – Я хочу попробовать себя в настоящем деле!

– У тебя еще будет такая возможность, – заверил Рангави, отстраняя юношу в сторону, но Андрей не собирался сдаваться.

– Тогда, в Фивах, ты много говорил о цепях, которые пора разорвать. Твои слова воспламенили мое сердце, и я без остатка отдался тому делу, в которое поверил благодаря тебе. Но что полезного я сделал за это время? Многие мои друзья погибли, город, в котором я родился, превратился в руины, но ты вновь отказываешь мне в праве отомстить!

Все с интересом слушали речь молодого человека, искоса поглядывая на застывшего под непроницаемой маской Рангави.

– Когда-то ты обещал нам свободу, – продолжал Андрей, но если я свободен, то кто или что может остановить меня?

В заключение, тряхнув своими золотистыми кудрями, он провозгласил:

– Сегодня я пойду с тобой, желаешь ты того или нет!

Упорство юноши, как и его откровенная речь, произвели на Рангави сильное впечатление. Он и раньше выделял этого живого, сметливого паренька, который напоминал его самого в молодые годы. Теперь же, он окончательно осознал, что напрасно позволял себе излишнюю заботу об Андрее, который уже давно не нуждался ни в чьей опеке.

Нарушая заведенный им же порядок, Рангави впервые отступил от своего первоначального решения.

– Пусть будет так, – сказал он, похлопав Андрея по плечу. – Сегодня ты пойдешь с нами!

* * *

Первые дни августа выдались на удивление засушливыми. Установившаяся жара не отступала даже ночью, изматывая и людей, и животных, которые искали спасения в прохладных водах Босфора. Не менее других страдал от пекла и Карагез, хотя это было наименьшим из зол, которые могли свалиться на его бедную голову и которые обещал ему разъяренный султан.

После того как ромеи вынесли из арсенала весь порох и с помощью него же подорвали кузнечные мастерские, Мехмед приказал отыскать всех, кто имел хоть какое-то отношение к этому делу. Посланные падишахом чауши, довольно быстро разыскали Карагеза, который, не успев оправиться после тяжелого удара Рангави, оказался перед лицом Великого Турка. Стоит ли говорить сколь ужасные минуты пережил этот тщедушный человечек, слушая гневную речь повелителя, у которого каждое слово звенело как приговор. В эти страшные минуты до его ушей доносились стоны истязаемых янычар, которым в тот злополучный день было поручено охранять склад и ужасные крики подозреваемых в соучастии греков, которых пытали каленым железом в надежде вызнать правду.

Что и говорить, Карагез запросто мог последовать за ними. Однако, несмотря на очевидные доказательства вины и на хищные улыбки «доброжелателей», ожидающих его смерти, он сумел не только сохранить голову на плечах, но и остаться на службе у падишаха. Этим чудесным спасением Карагез был обязан не только своей природной изворотливости, но и солидным денежным суммам, которые бывший