В ходе длительной дискуссии[1787] было принято решение перенести обсуждение книги Топоркова на будущий год. Именно этот список лег в основу протокола счетной комиссии, составленного по итогам ее работы.

30 января 1952 года состоялось заседание счетной комиссии Комитета в составе А. А. Хоравы (председатель), П. У. Бровки, С. А. Григорьева, К. А. Караева, Л. М. Лавровского, А. Г. Новикова и К. М. Сергеева. Результаты голосования были следующими[1788].

а) ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ПРОЗА

Премии ПЕРВОЙ степени

Премии ВТОРОЙ степени

Премии ТРЕТЬЕЙ степени

Кроме того, большинство голосов на премии ТРЕТЬЕЙ степени получили кандидатуры:

Не получили большинства голосов следующие кандидатуры:

б) ПОЭЗИЯ

Премии ПЕРВОЙ степени

Премии ВТОРОЙ степени

Премии ТРЕТЬЕЙ степени

Кроме того, большинство голосов на премии ТРЕТЬЕЙ степени получила кандидатура:

Не получили большинства голосов следующие кандидатуры:

в) ДРАМАТУРГИЯ

Премии ВТОРОЙ степени

Премии ТРЕТЬЕЙ степени

г) ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА И ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ

Премии ВТОРОЙ степени

Премии ТРЕТЬЕЙ степени

Ил. 37. Протокол заключительного пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 1 февраля 1952 г. // РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53а. Ед. хр. 28. Л. 9.

Итоги голосования были утверждены на заключительном заседании Комитета 1 февраля 1952 года[1789], но на этом работа экспертов не завершилась. 7 февраля 1952 года Фадеев отправил в Совет Министров документацию по итогам состоявшегося голосования и протокол заключительного заседания[1790], сопроводив их докладной запиской[1791]. На этих документах содержится всего лишь две, но чрезвычайно выразительные правки, сделанные Сталиным: он подписал напротив кандидатуры грузинского драматурга Нахуцришвили — создателя пьесы о биографическом эпизоде забастовки железнодорожных рабочих в Тифлисе: «Вон!» — и вычеркнул кандидатуру Горбатова из списка книг, присланных в Политбюро из Комитета.

К 7 февраля 1952 года заведующий Отделом художественной литературы и искусства при ЦК ВКП(б) Кружков подготовил специальную справку с мнением отдела по поводу рекомендаций, выдвинутых Комитетом по Сталинским премиям. В тот же день документация поступила к Сталину, который внимательно ознакомился с ней и оставил множество помет.

Из списка кандидатов на премию Сталин вычеркнул Горбатова, Галана, Нахуцришвили и Ламма (раздел поэзии на тот момент оставался нетронутым); в качестве вероятных кандидатур в список попала пьеса К. Крапивы «Поют жаворонки» (пер. с укр. П. Кобзаревского и В. Петушкова; опубл. в 1950) и одна из пьес Сельвинского, по-видимому, вошедшая в 500-страничный сборник «Трагедии» (М.: Сов. писатель, 1952). Еще 15 января 1952 года Чарквиани, с позапрошлого года заручившись поддержкой Сталина, в очередной раз направил Маленкову записку[1792], в которой указал на «наиболее достойные» кандидатуры из Грузинской ССР. Среди рекомендаций по литературе в этом списке были романы «Заря Колхиды» Лордкипанидзе и «Слава» Донжашвили, а также «Сборник стихов и поэма» Нонешвили и поэмы «Бершоула» и «Портохала» и цикл «Стихи о Венгрии» Леонидзе. 13 февраля 1952 года этот документ поступил к Поскребышеву, а на следующий день часть рекомендованных текстов включили в доработанную версию лауреатского списка.

Ил. 38. Список книг, представляемых Комитетом к Сталинским премиям за 1951 год, без даты // РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53а. Ед. хр. 30. Л. 75.

Ил. 39. Записка В. С. Кружкова И. В. Сталину, 7 февраля 1952 г. // РГАНИ. Ф.И. Ф. 3. Оп. 53а. Ед. хр. 28. Л. 70.

Ил. 40–41. Справка о замечаниях Отдела художественной литературы и искусства ЦК ВКП(б) // РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53а. Ед. хр. 28. Л. 71, 74.

О недовольстве Сталина предложенными рекомендациями сразу же доложили Фадееву, которого обязали в кратчайший срок привести список в надлежащий вид и учесть все те пожелания, которые сделал вождь. Очередной пленум Комитета по Сталинским премиям состоялся 14 февраля 1952 года[1793]. Его задачей стала минимизация разногласий с другими институциями по поводу отдельных кандидатов на премии. Фадеев провозглашал:

Здесь Пленум не весь в целом, а лишь в половинном составе, и нам тайного голосования устраивать не удастся, но будем поступать не как формалисты, а как социалистические реалисты, и нам придется принять некоторые дополнительные решения, чтобы облегчить решение Правительства и избежать ненужных расхождений[1794].

Главным образом эти «расхождения» касались литературы[1795]; очевидно, говоря о необходимости включения или исключения каких-либо текстов, Фадеев транслировал мысли Сталина.

Первым добавлением по разделу художественной прозы было включение в список кандидатур на вторую премию «Югославской трагедии» О. М. Мальцева, напечатанной в «Знамени» (1951. № 10–12). Этот роман был «важен», потому что

показывал предательскую роль группы Тито — Ранковича в условиях партизанской борьбы в Югославии, связь с иностранной разведкой, показывал, как предавались интересы югославского народа и показывал борьбу самого героического народа Югославии. Этот роман дал много типов борцов из народа и типов предателей. Хорошо показана агентура американская и английская, которая наличествовала при Тито. О политической актуальности этой вещи говорить не приходится, она нужна сейчас, сегодня и мариновать ее год неудобно, нас не поймут[1796].

Следующим в список попал обсуждавшийся в Комитете роман Еремина «Гроза над Римом»[1797], напечатанный в декабрьском номере «Звезды» за 1951 год. По поводу этого текста Фадеев говорил:

Вещь большой политической актуальности. Она касается современной Италии. Очень остро разоблачает правых…, католическую реакцию и борьбу наших сил в Италии, говорит о современной борьбе классов в Италии и о той роли, которую она занимает в международных отношениях. Вещь сегодняшнего дня, и мариновать ее нет смысла[1798].

Еще одним добавлением к списку стал раскритикованный в момент появления и страдающий изрядной публицистичностью[1799] роман В. Лациса «К новому берегу», опубликованный в «Звезде» (1951. № 8–10).

В один мах, — говорил Фадеев, — в латышской газете (и было перепечатано в центральной прессе) опорочили этот многоплановый роман. Это несправедливо. Мы коллективно познакомились с этим произведением. Это роман, в котором дается острая классовая борьба в латышской деревне в старой буржуазной Латвии, и показано, как эти события развертываются,