появился снова. Он тщательно закрыл дверь и молча обвел взглядом собравшихся перед ним. Недовольство на его лице было теперь куда более очевидным, чем после поднятого Кохом вопроса о записках. Капитан долго вглядывался в глаза присутствующих, а когда заговорил, в его голосе явственно слышалось сдержанное отвращение:

– Там нет никакой скрипки.

Всяческие восклицания, ахи-охи, спонтанное бурление стали ему ответом. Феликс Бек рванулся к двери в гримерную, но один из детективов в штатском успел схватить его за руку. Полдюжины человек объявили такой поворот событий невозможным, они сами видели там скрипку, и капитан уже поднимал руку, намереваясь восстановить хоть какое-то подобие порядка, когда во всеобщей неразберихе появилось новое лицо. Дверь в дальнем конце неожиданно открылась, и в помещение влетела женщина в распахнутой норковой шубе – взволнованные темные глаза на бледном лице никого и ничего не видят, алые губы открыты от быстрой ходьбы. Перед ней расступились, и женщина пробежала по образовавшемуся проходу к гримерной, но наткнулась на капитана полиции, заступившего ей путь.

Адольф Кох на негнущихся ногах догнал ее, громко взывая:

– Гарда! Тебе не стоило…

Она же впилась ногтями в капитана:

– Мой брат! Ян! Куда вы его?..

Текумсе Фокс тихо ретировался в уголок, который занимал раньше.

Глава 3

– Не могу согласиться, – убежденно объявил Диего Зорилла. – Никак не могу. Для Яна то был разумный поступок. Мне и самому стоило поступить так же, когда я потерял пальцы. А насчет скрипки – вообще не верю. Если подмена и произошла, Ян ни за что не мог этого не заметить. – Он сделал глоток, поставил стакан и снова покачал головой. – Нет, ее просто украли, вот и все. Только как? И кто бы мог…

– Вот и поделись со мной догадками, – предложил Фокс.

Они сидели в баре ресторана «Рустерман», около полуночи покинув наконец Карнеги-холл. Последние проведенные там пару часов не прояснили ровным счетом ничего, а скрипка Яна Тусара так и не нашлась. Похоже, не возникало сомнений в том, что сразу после рокового выстрела скрипка находилась в гримерной. Все заявляли, что не брали ее и даже пальцем до нее не дотрагивались, но в итоге признали, что в поднявшейся суматохе и эмоциональной буре кто-то запросто мог унести скрипку и остаться незамеченным. Тщательная проверка с достаточной долей уверенности установила, что до прибытия капитана лишь трое человек покинули место происшествия: миссис Бриско, мистер Тиллингсли и мисс Геба Хит. Капитан отправил подчиненных опросить их, и все трое дружно отрицали, что им хоть что-то известно о судьбе скрипки. Очевидно было, что под пальто, шубой или дамской накидкой любой с легкостью мог унести инструмент – исчезнуть на пару минут, не привлекая внимания остальных, но и обыск, учиненный в помещениях концертного зала, не дал результатов.

Сидя в уютной кабинке бара, Диего сообщил Фоксу, что из троих, успевших уйти до прихода полицейских, миссис Бриско, которую Фокс охарактеризовал как тощую даму в соболях, никак нельзя подозревать в краже скрипки; мистер Тиллингсли, концертмейстер Манхэттенского симфонического оркестра, тоже вне подозрений; Геба Хит, как кинозвезда, не подчинялась обычным законам рассудка и логики, но все же представлялось сомнительным, чтобы она похитила скрипку, в покупку которой сделала солидную вклад в размере двух с половиной тысяч долларов.

– Что, она тоже большая поклонница искусств? – поинтересовался Фокс.

– Она была поклонницей Яна Тусара, – осторожно поправил его Диего, – а наш Ян – весьма романтичная личность. Вообще-то, он был истинным романтиком, что сегодня и доказал. Я вот, в отличие от него, реалист. После несчастного случая я попрощался с размозженными пальцами и с лучшей частью себя самого. И что? Поставил я точку? Не тут-то было. Вместо этого я воспользовался твоим гостеприимством… милосердием… и долгие месяцы торчал в твоем доме, потому что даже реалисты должны чем-то питаться. Кстати, я бы выпил. Может, еще по одной? И посмотри, чем я теперь занят! Занимаюсь аранжировкой музыки для «Метрополитен бродкастинг компани»!

– И они очень многим нравятся. Так или иначе, с тобой все ясно. Расскажи что-нибудь об остальных.

И Диего рассказал. Ни для кого не было большим секретом, что Тусар давно лелеял мечту жениться на Доре Моубрей, но это стремление не радовало саму Дору, а отец девушки и вовсе категорически ему противился. Когда несколько месяцев назад Лоутон Моубрей выбросился из окна своего кабинета, появился даже слушок о том, что, возможно, Ян Тусар лично отправил его в то последнее путешествие, в надежде удалить препятствие с намеченной дорожки к своей истинной любви, но, как считал Диего, то была лишь капля яда с нечистого языка сплетников, поскольку до такой крайней степени романтиком Ян все же не был. Прервав на какое-то время всякое общение, Дора в итоге согласилась вновь стать аккомпаниатором Яна, во-первых, потому, что Ян заверил ее, что не сможет выступать ни с кем другим, а во-вторых, потому, что нуждалась в деньгах. И хотя Лоутон Моубрей был успешным менеджером, он всегда тратил больше, чем зарабатывал, и не оставил после себя ничего, кроме долгов, приятных воспоминаний и дочери без гроша за душой.

Фокс заметил, что молодой мистер Данэм, похоже, состоит с мисс Моубрей в весьма теплых дружеских отношениях.

Диего, фыркнув, ответил ему, что надеется на обратное. Перри Данэм представляет собой бесцеремонного юного примата, не способного в должной мере оценить поистине возвышенную красоту в лице малышки Доры. Он называет ее малышкой Дорой, поскольку на момент их знакомства шесть лет назад ей было всего четырнадцать и она напоминала длинноногого олененка. Даже сейчас, признал Диего, ей не помешало бы несколько округлиться, чтобы идеально соответствовать его испанскому вкусу, однако она, безусловно, очень мила и даже умеет играть вполне приличную музыку. Что касается Перри, тот считал настоящей музыкой свинг, и одно это, судя по тону Диего, ставило на нем жирный крест. Единственная причина, по которой Перри изредка посещал Карнеги-холл, – нежелание расстраивать свою богатую мать Ирену Данэм-Помфрет, которая в финансовом смысле была крестной такому количеству молодых музыкантов, что с легкостью могла бы в одиночку организовать фестиваль в Бетлехеме. Гарда Тусар, сестра Яна, куда больше подходила по типажу для Перри, чем малышка Дора Моубрей.

– Так получается, они?..

Нет, насколько мог судить Диего. Хотя и в лице, и в фигуре, и в движениях загадочной и импульсивной Гарды сквозили, что мог бы подтвердить и сам Фокс, имевший возможность наблюдать за ней, истинные задатки завзятой соблазнительницы, пользовалась она своими чарами крайне осторожно. Вообще-то, в ней самой скрывалась тайна. Считалось, что Гарда занята какой-то работой, связанной