Как и предполагалось, наезд лимузинов начался ранее, чем предполагалось. К восемнадцати часам прибыли многие, не желавшие упускать возможность попасть под объективы фотографов до того, как начнется наезд персон более важных. И многие из прибывших заранее, а среди них была и первая леди, горели желанием увидеть все своими глазами.

Для издателей журналов мод это был настоящий праздник.

Женщинам помогло заблаговременное заявление Оливии Максон, предупредившей, что «ни один наряд не будет слишком нарядным». Кроме того, они были благодарны за памятку, составленную ведущими модельерами, сообщавшими об основных направлениях в своих грядущих коллекциях. Следствием этого стала великолепная феерия наимоднейших фасонов, которые с исключительным блеском воссоздавались на фотографиях, а дамы уверенно участвовали в этом празднике и как зрительницы, и как зрелище. И хотя почти две тысячи присутствовавших женщин демонстрировали самое разнообразное понимание моды, ни одна из них из моды не выбивалась.

На них было все, что угодно — от обыденных нарядных костюмов до бальных платьев; они прибывали райским, переливчатым ливнем украшенных индийским бисером льняных полотен с золотыми заколками; преобладала светлая палитра, диапазон которой простирался в основном от цвета слоновой кости до бледно-розового и цвета морской волны. Излюбленным рисунком для шифоновых юбок или кисейных платьев с подбитыми кромочками и шелковых жакетов были пятна леопарда. Женщин в длинных вечерних платьях била дрожь, когда они видели, что многие другие женщины тоже надели длинные вечерние платья, в особенности, если хрустящие бледные шелка украшала нежная вышивка. Короткие юбки тоже были из поблескивающего шифона. Жакеты были сшиты из розового, оранжевого и зеленовато-желтого атласа с пуговицами не в виде шляпок от гвоздей, а из искусственных бриллиантов, а широкие черные верхние юбки point d'esprit[106]спереди заканчивались выше колен, а сзади волочились по полу; те, кому хватало духа сделать правильный выбор, особенно гордились своими эротичными фривольными вязаными вечерними одеяниями.

После шампанского, икры и коктейлей и задолго до того, как появились невеста и М2, огни во всех крыльях автовокзала в приготовлении к таинству притушили, и все расселись вокруг ближайшего из пяти помостов, чтобы послушать, как одаренная скрипачка возраста молодой мадеры и четыре ее двойника играют в каждом из залов капризы Паганини. Отличить подлинную скрипачку от двойников было невозможно, и тем, кто угадывал, призов не присуждалось. Кристофера и Оливию Максон можно было видеть во плоти, а также в большую, чем натуральная, величину, на огромных, как экран кинотеатра, телевизионных экранах кабельной сети. Они располагались в первом ряду в глубине справа на главном этаже Северного крыла, и все гости там и во всех других местах вдруг заметили, что единственный прожектор был, казалось, расположен таким образом, чтобы его луч падал прямо на Оливию, которая сидела со сцепленными руками и застывшим выражением экстаза на своем знаменитом лице. Как это видели находящиеся в диспетчерском центре связи на экранах, передающих самые свежие новости, текущий будущий выпуск «Ю-эС. Ньюс энд Уорлд Рипорт» писал о ней как о «королеве нового общества». И, как они видели в киосках автовокзала, которые оставили открытыми специально для них, «Тайм, Уикли Ньюзмэгазин», напишет, что «Оливия Максон — принцесса нового общества, а автобусный вокзал — ее дворец».

Тот факт, что свадьба, соединяющая две семьи миллиардеров, — событие из ряда вон выходящее, подчеркивался церемонией со свечами, решенной в шикарном стиле «белое на белом»; все платья десятков женщин и маленьких девочек в свадебной процессии были созданы Арнольдом Скаази. На самой невесте было платье из белой тафты желтоватого оттенка, изящно вышитое золотом, со шлейфом длиной двадцать семь футов. Тюлевая тафта невесты была закреплена тиарой, усаженной бриллиантами и жемчугом. Подружкой невесты была бывшая мисс Вселенная, которую невеста видела впервые. Ее сопровождали двадцать девушек с золотисто-каштановыми волосами и сорок — с соломенными, они были выше и великолепнее, чем сама бывшая мисс Вселенная в ее одеянии подружки невесты; все они были в белом, прошитом золотом муаре желтоватого оттенка. Сто двадцать детей в возрасте до двенадцати лет, делегированные друзьями и членами обеих семей, были одеты девочками-цветочницами и мальчиками-держателями обручальных колец. Мать жениха, Регина Миндербиндер, чувствовала себя не очень уютно в авторском платье бежевого цвета, тогда как Оливия Максон в бледно-розовом атласном платье с многочисленными оборочками, отделанными десятками тысяч мелких жемчужин, с ее огромными темными глазами, вздернутым носиком и в сверкающих не ограненных изумрудах, украшавших ее белую шею, выглядела просто потрясающе.

Невеста и ее сопровождение тесным кружком собрались внизу в багажном отделении автобусной компании «Грейхаунд». Здесь персональные кутюрье и художники-гримеры искупали, причесали и иными способами подготовили к грандиозному событию эту молчаливую девицу и ее полную свиту, состоявшую из мисс Вселенная, шестидесяти сногсшибательных подружек невесты и ста двадцати цветочниц и держателей колец. Они, растянувшись в длиннющие шеренги, своевременно заняли свои места у основания синхронизированных эскалаторов и по музыкальному сигналу, выверенному до долей секунды, шагнули на эти поднимающиеся лестницы, которые вынесли их наверх к нетерпеливо ожидающей публике. Торжественные, волнующие фанфары величественных вагнеровских аккордов известили об их вознесении на главный этаж Южного крыла, а когда невеста, повисшая на руке своего приемного дядюшки Кристофера Максона, шагнула вперед, ее появление было встречено церемонными, уважительными аплодисментами тех, кто сидел за столиками у полицейского участка вблизи магазина нижнего белья «Спорт-Пост» и «Орехового домика Джо-Энн» и увидел ее первым.

Под прелюдию к «Die Meistersinger» и «Танец подмастерьев» невеста и Кристофер Максон, к огромному облегчению всех присутствующих, безукоризненно провели свиту из ста восьмидесяти одного человека вниз, в центр Южного крыла к аптеке Уолгрина и повороту, ведущему к выходу на улицу, на которой было приостановлено движение пешеходов и машин — даже автобусы были направлены по другим маршрутам, — а потом, под сентиментальное оркестровое исполнение «Призовой песни» они прошествовали в Северное крыло и, наконец, в часовню и Храм Дендура.

Когда церемония была выполнена в мельчайших деталях и закончилась леверкюнова интерлюдия детского плача и жуткого смеха из «Апокалипсиса» — конечно же, это был «Апокалипсис», и то, что Гэффни утверждал иное, было просто абсурдно, — множество площадок, трансформированных в банкетные залы, наполнились тихой музыкой. Затем последовали весьма степенные, старомодные танцы, а приглашенные тем временем разыскивали свои места и готовились к первому обеду — второй обед был задуман как ошеломительный сюрприз! Три тысячи пятьсот близких друзей Миндербиндеров и Максонов кружились и выгибали спины под музыку баллад между переменами блюд, включавших вареного лосося в желе из шампанского, трио, составленного из телятины, ягнятины и цыпленка, орцо с порчини и ранними овощами. С этими главными блюдами подавались Кордон Шарлемань Латур 1986 года и Кристальное Шампанское Луиса Ройдерера 1978 года.