В шестнадцать музыканты начали устраиваться на своих эстрадах в танцевальных залах.

К семнадцати часам было установлено и надежно закреплено пятьдесят десертных буфетов, и свои позиции на обзорных точках автовокзала заняли еще тысяча двести или больше секретных агентов муниципалитета, федерального правительства и Подразделения коммерческих убийств «М и М». На улице находились грузовики с дежурными отрядами национальной гвардии на случай беспорядков, причиной которых могли стать протестующие группы и которые могли бы диссонировать с праздничным настроением торжества.

После подъема, спуска и нарезания свадебного торта снова последовали танцы и поздравления. Во время нескольких заключительных сцен все перемешались в Большом зале музея искусств Метрополитен, куда нанесли еще множество столов со сладостями из сахарной ваты.

Там, прежде чем все гости разделились на меньшие, более интимные, почти заговорщицкие группки, был предложен ряд тостов за Миндербиндеров и Максонов и было произнесено несколько коротких речей. «Жадность — вещь хорошая», — заявил один делец с Уолл-стрита, занимавшийся рискованными биржевыми операциями. «В расточительстве нет ничего плохого», — хвастливо сообщил другой. «Пока есть, что расточать, почему бы и не покрасоваться? Ничего безвкусного в плохом вкусе нет», — прокричал еще один, и его остроумие было встречено аплодисментами.

«Это событие принадлежит к числу тех, — заявил представитель бездомных, — которые наполняют гордостью за то, что ты бездомен в Нью-Йорке».

Но он оказался самозванцем — представителем одной рекламной фирмы.

О формальном окончании празднества возвестило сентиментальное повторение «Искупления любовью», которое прозвучало в исполнении всех пяти оркестров, скрипачки с четырьмя ее двойниками и в оркестровой записи, и тогда многие из присутствующих, бесстыдно сцепив руки, принялись шумно напевать эту мелодию, словно исполняя без слов новейший эрзац старинной «Как давно это было» или другого бессмертного фаворита «До новой встречи».

Для тех шалопаев и сорвиголов, которые решили задержаться и побродить по коридорам второго этажа, или провести ночь за танцами, или предаться каким-либо другим прелестным развлечениям, предоставляемым автобусным вокзалом, был предусмотрен третий обед, подававшийся в каждом из дополнительных пунктов обслуживания, остававшихся открытыми всю ночь; как это явствовало из текста на экранах, оставшихся гостей ожидало:

ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ МЕНЮ

Fricasse de Fruits de Mer

Les trois Rôti Primeurs

Tarte aux Pomme de Terre

Salade á Bleu de Bresse Gratinée

Friandises et Desserts

Espresso.[109]

Йоссарян, не успевший прийти в себя после чтения дополнительного меню, вздрогнул еще раз, увидев, как, стоя в своем фраке между Милоу Миндербиндером и Кристофером Максоном, говорит в камеры сетевого телевидения: «Эта свадьба была кульминационной точкой целой эпохи. Не думаю, что кто-нибудь из нас доживет до другого такого события».

«Вот дерьмо собачье», — сказал Йоссарян во плоти, надеясь, что его лаконичная ирония будет замечена.

Не было ни малейшего сомнения в том, что в этот вечер Миндербиндеры и Максоны способствовали выдвижению автобусного вокзала Администрации порта в число ведущих залов для проведения торжеств на период до окончания старого и начала нового века. Всем уходящим вручалась красочная брошюра, изданная АВАП совместно с музеем искусств Метрополитен, с которым у АВАП было теперь так много общих интересов. Всего за тридцать шесть тысяч долларов любой желающий мог зарезервировать место для проведения торжества в любом из двух заведений.

Предполагалось, что большинство гостей покинет торжество в час ноль-ноль. Так оно и произошло, и один миллион сто двадцать две тысячи бокалов для шампанского были быстро розданы в качестве сувениров и выходных призов. Более молодые и энергичные остались на автовокзале побродить, поесть и потанцевать до упаду на верхних этажах под записанную музыку, которую обеспечивал бодрствовавший всю ночь диск-жокей. Те, кто никак не мог заставить себя уйти, отправились спать на прочных, чистых лежаках в отдельных кабинках, установленных в залах продажи билетов, или улеглись на одной из пожарных лестниц, где на площадках и ступенях были разложены новые, не бывшие в употреблении матрасы. Когда они проснулись, в соковых барах им был предложен свежий орандж, а в кафетериях — блинчики с яйцом. Лестницы были очищены и тщательно вымыты; в воздухе пахло не дезинфицирующими средствами, а лосьоном после бритья и авторскими духами. Для пожарной лестницы была нанята одноногая женщина с костылем, которая бродила туда-сюда, жалуясь, что ее изнасиловали, но она была второразрядной актрисой с хорошеньким личиком, на которое была наложена фирменная косметика, и стройной ногой в фирменных колготках. Крупная, грациозная черная женщина, всем своим видом напоминавшая мать большого семейства, с родинками, похожими на меланомы, и глубоким контральто напевала спиричуэле.

К четырем тридцати двадцать восемь транспортных компаний Коза Ностры, заключивших через вашингтонскую Коза Лору субподрядные контракты с Подразделением коммерческих убийств «П и П М и М», вывезли остатки мусора, а к шести ноль-ноль, когда появились первые обычные пассажиры, все в автовокзале уже было как обычно, кроме отсутствия бродяг и бездомных, которых задерживали в принудительной ссылке до тех пор, пока не будет обеспечена гарантия полной безопасности.

— Это было дальновидно, — сказал Гэффни, одобряя краткую речь Йоссаряна.

— Не могу поверить, что это говорил я.

— Вы этого еще не говорили. Итак? — вопросительно добавил Гэффни, пока они смотрели, как на мониторе как-то устало рассасываются толпы еще не успевших собраться в автовокзале людей, бледными отражениями убывающих в те места, откуда они еще не пришли. — Миссис Максон, кажется, довольна.

— А значит, и ее муж будет доволен. Мне нравится вся эта вагнеровская музыка. Но я не могу удержаться от смеха. Вы считаете, что концовка «Götterdämmerung» вполне подходит для данного случая?

— Да. А вы бы предпочли реквием? — В темных глазах Гэффни загорелись искорки.

— Оно снова чернеет, это чертово солнце, — небрежно сказал Хэккер и рассмеялся. — Я, кажется, никак не могу избавиться от этого.

— Оно не может чернеть, — сердито сказан Йоссарян, у которого Хэккер снова вызвал раздражение. — Если бы почернело солнце, то почернели бы и небеса, и вы бы не смогли его увидеть.

— Да? — молодой человек приглушенно хмыкнул. — Смотрите.

Йоссарян посмотрел и увидел, что на центральных экранах солнце и в самом деле почернело на небе, которое оставалось голубым, луна снова стала красной, а в гавани и примыкающих бассейнах все суда — буксиры, баржи, танкеры, сухогрузы, коммерческие рыболовные траулеры и самые разнообразные прогулочные катера — снова оказались перевернутыми.