и матерью Веры, отметила, что глухота Гордона, по крайней мере, избавила его от какофонии собственной смерти, ибо все согласились, что грохот от столкновения девяти транспортных средств явно был оглушительным.

Тем не менее Мартин Миллс остался жив после беспокойных поездок к своему продвинутому образованию в Лойола-Мэримаунте. Что его преследовало, так это спальни – их чуждость, ощущение неприкаянности, которое они вызывали. В самый разгар распродаж Дэнни сгоряча купил дом в Уэствуде на деньги, полученные за три договорных сценария; к сожалению, когда он получил гонорар, сценарии еще не были написаны – ни один фильм по ним не будет запущен в производство. Тогда, как и всегда, было много дополнительной возни из-за незаконченной работы. Дэнни пришлось сдать в аренду дом. Это угнетало его; он пил, чтобы заглушить отвращение к себе. Это также вынуждало его жить в чужих домах – как правило, в домах продюсеров, или режиссеров, или актеров, которым Дэнни задолжал обещанный сценарий. Не в силах быть свидетелями сцен из жизни писателя-бедолаги и общаться с ним, эти филантропы покидали свои дома, сбегая в Нью-Йорк или в Европу. Иногда, как позже узнавал Мартин Миллс, с кем-нибудь из них убегала и Вера.

Писать сценарий под таким прессом было все равно что, как считал Дэнни Миллс, позволять кому-то «наступить тебе на яйца» – это уже давно было любимым выражением Гордона Хэтэвея. Лежа в своей келье в миссии Святого Игнатия, Мартин Миллс, новый миссионер, не мог отделаться от воспоминаний об этих домах, принадлежавших незнакомым людям, в зависимость от которых всегда попадал его беспомощный отец.

Там, в Беверли-Хиллз, был дом одного режиссера; дом стоял на Франклин-Каньон-драйв, и Дэнни лишился привилегии жить в этом доме потому лишь, что там, по отзыву Дэнни, был слишком крутой склон. А случилось вот что: он вернулся домой на машине режиссера пьяным, оставил ручку переключения скоростей в нейтральном положении, не поставив машину на ручной тормоз и не закрыв дверь гаража, – машина выкатилась и, сломав несколько грейпфрутовых деревьев, упала в бассейн. Ущерба было бы гораздо меньше, если бы Вера тогда же не занималась любовью с горничной режиссера, которая наутро нырнула голой в бассейн и сломала челюсть и ключицу, ударившись о лобовое стекло утонувшего автомобиля. Это произошло в тот момент, когда Дэнни звонил в полицию, чтобы сообщить о краже автомобиля. Горничная, естественно, подала в суд на режиссера за то, что он держит автомобиль в своем бассейне. Фильм, для которого Дэнни тогда писал сценарий, так и не был выпущен, что случалось с Дэнни не так уж редко при наступании на его яйца.

Мартин Миллсу нравился тот дом и, пожалуй, та горничная. Оглядываясь назад, Мартин сожалел, что сексуальное увлечение его матери молодыми женщинами было преходящим; она была куда как настырней в отношении молодых мужчин. Что касается конкретной спальни Мартина в доме на Франклин-Каньон-драйв, она казалась лучше, чем остальные. Это была угловая комната с естественной вентиляцией, так что он мог спать без кондиционера; вот почему он слышал, как тонет в бассейне машина – сначала всплеск, а затем бульканье. Но он не хотел вставать с постели, чтобы посмотреть, – он думал, что это его пьяный отец; судя по шуму, Дэнни делал кульбиты в компании с десятком пьяных дружков – они, как представлялось Мартину, при этом отрыгивали, а еще и пукали под водой. Ему и в голову не приходило, что в этом замешан автомобиль.

Как всегда, встав рано утром, Мартин поначалу почти не удивился, увидев автомобиль на дне бассейна, в его глубокой части. Но потом ему пришло в голову, что, может быть, там внутри заперт отец. Голый плачущий Мартин бегом спустился к бассейну, в котором оказалась обнаженная горничная, – наглотавшись воды, она чуть не шла на дно прямо под трамплином для прыжков в воду. Мартину никогда не поверят, что он спас ее. Он поднял длинный шест с сеткой на конце, которой выуживали из воды лягушек и саламандр, и протянул его смуглой, смертельно испуганной маленькой женщине-мексиканке – она не могла сказать ни слова (поскольку ее челюсть была сломана) и не могла выбраться из бассейна (поскольку к тому же у нее была сломана ключица). Она тут же ухватилась за шест, и Мартин отбуксировал ее к поребрику, в который она и вцепилась; она с мольбой смотрела на Мартина Миллса, прикрывавшего руками свои гениталии. Из глубины бассейна затонувший автомобиль испустил еще один пузырь.

В этот момент мать Мартина вышла из бунгало горничной, которое было рядом с навесом, где лежала всякая всячина для игр на воде. Завернутая в полотенце Вера увидела голого Мартина, стоявшего у дальнего глубокого конца бассейна, поначалу не заметив свою чуть не утонувшую ночную любовницу.

– Мартин, ты знаешь, что я думаю о купанье нагишом, – сказала мальчику Вера. – Иди надень трусы, пока Мария тебя не увидела.

Мария, естественно, тоже купалась нагишом.

Что касается одежды, то прежде всего именно ее не любил Мартин в чужих спальнях – она занимала все ящики, в лучшем случае для Мартина освобождали лишь самые нижние, и эта чужая одежда безжизненно, но по-хозяйски висела в шкафах. Чужими старыми игрушками был набиты сундуки; чужие детские фотографии висели на стенах. Иногда там были теннисные трофеи или призы за верховую езду. Часто там оказывались дорогие сердцу мелочи, напоминавшие о первых собаках или кошках, по-видимому уже умерших: в стеклянной банке можно было различить то коготь собаки, то клочок шерсти из кошачьего хвоста. А когда Мартин начнет приносить домой из школы свои маленькие награды – свидетельства и аттестаты с высшими оценками и другие доказательства успехов в ускоренном образовании, – ему не позволят вешать их на чужих стенах.

После этого они жили в Саут-Лоррейне (Лос-Анджелес) в практически нежилом доме одного актера – в огромном, грандиозно задуманном особняке со множеством маленьких затхлых спален, похвалявшихся большими выцветшими фотографиями неизвестных детей примерно одного возраста. Мартину казалось, что дети, жившие там, умерли, когда им было от шести до восьми лет, или же что все они скопом перестали быть интересной темой для фотографирования по достижении данного возраста; но дело там было просто в разводе. В этом доме время остановилось – Мартин ненавидел этот дом, – и наконец Дэнни исчерпал до дна гостеприимство хозяина, когда однажды заснул с сигаретой на диване перед телевизором. Запах дыма разбудил его, но спьяну он позвонил в полицию, а не в пожарную часть, и, пока все прояснилось, гостиная была уже охвачена огнем. Дэнни, схватив Мартина, сиганул к