пронзительному голос мисс Тануджи, Фарух усомнился в правоте отца настоятеля относительно метода; но возможно, проблема была не в методе, а в самой мисс Танудже.

Она поразила доктора Даруваллу как одна из тех индианок, которые без разбору одеваются на западный манер, – мисс Тануджа была одета нелепо, демонстрируя отсутствие малейшего вкуса. Возможно, дети не могли спеть «Качай меня, прекрасная колесница», потому что их отвлекал крикливый наряд мисс Тануджи; доктор заметил, что даже Мартин Миллс, казалось, отвлекся на нее. Фаррух без всякого снисхождения предположил, что мисс Тануджа отчаянно хочет замуж. Она была среднего роста, весьма круглолица, с молочно-шоколадным тоном кожи и носила угловатые очки – широкие, приподнятые крыльями углы оправы были инкрустированы маленькими яркими самоцветами. Может, мисс Тануджа полагала, что эти очки создавали приятный контраст с гладкостью и округлостью ее лица.

У нее были пышные молодые формы сладкоежки-старшеклассницы, но она надела темную, слишком обтягивающую бедра юбку, к тому же неподходящей длины. Мисс Тануджа была коротышкой, и край юбки доходил у нее до середины голени, отчего доктору Дарувалле казалось, что ее толстые лодыжки похожи на запястья, а маленькие пухлые ступни – на кисти рук. Ее блузка переливалась естественными сине-зелеными тонами, как бы испещренная ряской, зачерпнутой из пруда; и хотя больше всего в этой женщине радовал глаз ее выдающийся бюст, она выбрала для него совсем неподобающий лифчик. На основании того немногого, что доктор Дарувалла знал о бюстгальтерах, он сделал вывод, что это был старомодный лифчик в форме двух жестких конусов – наподобие приспособлений, больше подходящих для защиты женщины от травм при фехтовании, чем для подчеркивания ее естественных линий. А между вызывающе приподнятыми и резко обрисованными грудями мисс Тануджи висело распятие, как будто – вдобавок к своим собственным мукам – Христос на крестике мисс Тануджи должен был страдать от тряски ее обильных грудей, взявших на себя всю инициативу.

– Мисс Тануджа с нами уже давно, – прошептал отец Джулиан.

– Понятно, – сказал доктор Дарувалла, а Мартин Миллс просто вытаращился на нее.

Затем они прошли мимо младшего класса. Дети дремали, опустив голову на парты, – либо «рослики», либо «полурослики», подумал Фаррух.

– Вы играете на фортепьяно? – спросил отец настоятель нового миссионера.

– Я всегда хотел научиться, – сказал Мартин.

Возможно, этот сумасшедший будет брать уроки игры на фортепьяно между приступами ориентации на местности по газете «Таймс оф Индиа», подумал доктор Дарувалла.

Чтобы сменить тему отсутствия у него музыкальных навыков, схоласт спросил отца Джулиана об уборщиках, ибо повсюду в миссии было множество мужчин и женщин, что-то чистящих, подметающих, убирающих также и в туалетах, и миссионер предположил, что это люди из каст неприкасаемых.

Отец настоятель использовал слова языка хинди «bhangee» («поглотители») и «maitrani» («дружба»), но Мартин Миллс был человеком, миссия которого была больше, чем полагал отец Джулиан. Мартин спросил отца настоятеля прямо в лоб: «А их дети посещают эту школу?» За что доктор Дарувалла вдруг его полюбил.

– Ну нет – это было бы неудобно, сами понимаете, – начал объясняться отец Джулиан, но Фаррух был впечатлен тем, как изящно Мартин Миллс прервал отца настоятеля. Схоласт просто понесся на всех парусах, описывая дело «спасения» нищего калеки и девочки-проститутки; это был пошаговый метод Мартина, и миссионер фактически протащил отца настоятеля по всем ступенькам. Сначала цирк вместо милостыни или борделя. Потом овладение английским языком – «окультуривание до уровня востребованности», – и затем «сознательное обращение в веру»; Мартин Миллс называл это также «разумной жизнью во Христе».

Старшеклассники, выскочив во двор на перемене, наслаждались дикой молчаливой дракой в пыли, и доктора Даруваллу удивило, насколько безучастны остались иезуиты к этому, пусть несерьезному, акту насилия; они были зациклены на разговоре, как львы на потенциальной жертве.

– Но конечно же, разве можно утверждать, что это именно вы, Мартин, обратили этих детей в веру? – сказал отец Джулиан. – То есть если в конечном счете они обратятся в нашу веру.

– Да, но… что вы имеете в виду? – спросил Мартин.

– Только то, что я никогда не знаю, обратил ли я хоть кого-нибудь в веру, – ответил отец настоятель. – И если эти дети были обращены, почему вы считаете, что это ваша заслуга? Умерьте гордыню. Если это происходит, то благодаря Богу. А не благодаря вам.

– Ну конечно же нет! – сказал Мартин Миллс. – Если это происходит, то благодаря Богу.

Так это и есть «послушание»? – спросил себя доктор Дарувалла.

Когда отец Джулиан отвел Мартина в выделенную для схоласта келью, которую доктор Дарувалла воображал чем-то вроде тюремной камеры со встроенными приспособлениями для усмирения плоти, сам доктор продолжил прогулку. Ему снова хотелось посмотреть на спящих детей, потому что образ мальчика, положившего голову на парту, был самым привлекательным из всего, что Фаррух мог вспомнить о своей учебе в колледже Святого Игнатия, – это было так давно. Но когда он снова заглянул к младшеклассникам, учитель, которого он прежде не видел, строго посмотрел на него, как будто его появление в дверях мешало детям. И на сей раз доктор заметил открытую проводку для ламп дневного света, которые были выключены, и такую же открытую проводку для потолочного вентилятора, который был включен. Над классной доской марионеткой на спутанных бечевках замерла еще одна статуя Девы Марии. Будь это в Канаде, Фарруху показалось бы, что Богородица покрыта инеем или припорошена снежком; но это была лишь меловая пыль с доски, осевшая на статуе.

Доктор Дарувалла поразвлекся, читая разные печатные сообщения и объявления, попадавшиеся ему на глаза. Была мольба от группы социальных проблем – «помочь менее удачливым братьям и сестрам». Для душ, попавших в чистилище, предлагались молитвы. Фарруху понравилось соседство на стене огнетушителя «Минимакс» со статуей Христа, держащего больного ребенка; рядом с краткой инструкцией по применению огнетушителя на разлинованном листке из блокнота почерком ребенка было выведено: «Благодарность младенцу Иисусу и нашей Богоматери за неустанную помощь». Все-таки в наличии огнетушителя Фаррух видел больше надежды и опоры. Миссия была возведена из камня в 1865 году; флуоресцентные лампы, потолочные вентиляторы, огромная сеть беспорядочной проводки появились позже. Доктор пришел к выводу, что пожар от замыкания в сети вполне возможен.

Фаррух попытался ознакомиться со всеми группами, собрания которых мог посещать примерный христианин. Были анонсированы встреча литургических чтецов и совещание членов Общества Креста – чтобы «сделать прихожан политически более сознательными». Текущей темой предлагаемого разговора по программе католического образования взрослых было «Христианство сегодня в мире нехристианских религий». В этом месяце Центром живой надежды управлял доктор Юсуф Мерчант. Доктор Дарувалла задался вопросом, что это значит – «управлял». Вечер под