class="p1">– Вы только посмотрите! – воскликнул Мартин Миллс. Их испуганный таксист чуть не задел грузовик с колой «Тамс Ап» – грузовик был большой и ярко-красный, как пожарная машина. – Английский язык совершенно необходим. Меня волнует, что английский этих детей только ухудшится в цирке. Нам следует попросить, чтобы кто-нибудь их там обучал.

– А чем им поможет в цирке английский язык? – спросил Фаррух.

Глупо было думать, будто Мадху владеет английским настолько, что ее знания могут ухудшиться. Однако для доктора Даруваллы до сих пор оставалось загадкой, откуда колченогий мальчик знал английский и явно понимал его не хуже их, – может, кто-то его обучал? Может, миссионер полагал, что Ганеш научит Мадху? Однако Мартин Миллс не стал ждать, пока доктор развернет свой тезис о том, что английский язык не даст детям никаких преимуществ, особенно в цирке.

– Знание английского языка всем помогает, – сказал учитель английского. – Когда-нибудь он станет всемирным языком.

– Плохой английский и так уже всемирный язык, – с отчаянием сказал доктор Дарувалла.

Миссионеру было наплевать, что детей в цирке могут затоптать слоны, – этому идиоту хотелось, чтобы они хорошо говорили по-английски!

Глянув из такси на клинику акушерства и гинекологии доктора Воура, Фаррух понял, что их дряхлый водитель заблудился; бедняга резко повернул, и в такси на всем ходу чуть не врезался оливково-серый фургон, принадлежавший Обществу помощи больным с ДЦП. Секундой позже – или просто так показалось доктору, а на самом деле прошло какое-то время – доктор понял, что сам он перестал ориентироваться, поскольку они уже проезжали мимо здания газеты «Таймс оф Индиа». А Мартин Миллс тут же заявил:

– Мы можем сделать для детей подписку на «Таймс оф Индиа», чтобы газету присылали им в цирк. Мы должны настоять, чтобы им для чтения газеты ежедневно давали по крайней мере один час.

– Ну конечно, – сказал доктор Дарувалла.

Он подумал, что может упасть в обморок от отчаяния, потому что их тронутый водитель пропустил нужный поворот на Сэр-Дж. – Дж.-роуд.

– Я сам собираюсь читать ежедневную газету, – продолжал миссионер. – Когда ты иностранец, нет ничего лучше для ориентации, чем местная газета.

Мысль о том, что «Таймс оф Индиа» может кого-то сориентировать, заставила Фарруха подумать, что только лобовое столкновение с приближающимся двухэтажным автобусом способно остановить бесконечные разглагольствования миссионера. Затем оказалось, что они уже в Мазагаоне – Святой Игнатий был совсем рядом, – и доктор почему-то велел водителю сделать небольшой крюк через трущобы на София-Зубер-роуд.

– Часть этих трущоб была когда-то декорациями к фильмам, – объяснил Мартину Миллсу доктор Дарувалла. – Именно в этих трущобах ваша мать упала в обморок, когда на нее чихнула корова, а потом лизнула ее. Ну, она, конечно, тогда была беременна вами, – полагаю, вы слышали эту историю…

– Остановите машину, пожалуйста! – выкрикнул миссионер.

Водитель затормозил, но еще до того, как такси остановилось, Мартин Миллс открыл заднюю дверцу, и его вырвало на дорогу. Поскольку ничто в трущобах не остается незамеченным, этот эпизод привлек внимание нескольких аборигенов, которые припустили за машиной. Напуганный водитель газанул, чтобы оторваться от них.

– После того как ваша мать упала в обморок, начались беспорядки, – продолжал Фаррух. – Судя по всему, никто так и не разобрался, кто кого лизал – корова вашу мать или наоборот…

– Пожалуйста, остановитесь – нет, не автомобиль! Пожалуйста, не упоминайте мою мать, – сказал Мартин.

– Я сожалею, – тайно ликуя, сказал доктор Дарувалла. Наконец-то Фаррух нашел тему, где его слово оказалось последним.

Полдюжины кобр

Этот день выдался для заместителя комиссара не менее долгим, чем для доктора Даруваллы, но неразберихи у детектива все же оказалось поменьше. Заместитель комиссара без проблем прошерстил первый небрежный отчет, ждавший его внимания, – о предполагаемом убийстве в гостинице «Суба». Оказалось, что это самоубийство. Отчет пришлось переписать, поскольку дежурный офицер ошибочно истолковал предсмертную записку молодого человека как ключ, который оставил предполагаемый убийца. Позже мать жертвы определила, что это почерк ее сына. Заместитель комиссара с сочувствием отнесся к ошибке дежурного, поскольку предсмертная записка была маловразумительной.

Имел секс с женщиной, которая пахла как мясо не очень свежее.

Что касается необходимости переписывать второй доклад, заместитель комиссара испытывал меньшее сочувствие к младшему инспектору, вызванному в «Александрию», английское учебное заведение для девиц. В уборной была обнаружена юная студентка, предположительно изнасилованная и убитая. Но когда младший инспектор прибыл в это заведение, он нашел девушку очень даже живой – она полностью оправилась от собственной смерти и возмущалась предположением, что ее изнасиловали. Оказалось, что у нее начались первые месячные, и, выйдя в уборную, дабы более внимательно осмотреть, что с ней происходит, она при виде собственной крови упала в обморок. Там ее обнаружила истеричная учительница и сочла, что эта кровь – доказательство изнасилования девственницы. Учительнице также показалось, что девица умерла.

Причина, по которой доклад должен был быть перелопачен, заключалась в том, что младший инспектор не мог заставить себя написать, что у бедной девицы месячные; в личной беседе он сказал, что считает для себя морально недопустимым написать это слово, равно как и слово «менструация», которое (добавил он) морально не смог бы даже произнести. И поэтому ошибочное сообщение об изнасиловании и убийстве превратилось на письме в «случай первого женского кровотечения». Детективу Пателу пришлось напомнить себе, что двадцать лет, прожитых с Нэнси, позволили ему более снисходительно относиться к моральным мукам многих его коллег, потому он не стал слишком сурово судить младшего инспектора.

Третий доклад, который следовало переделать, касался Дхара – в нем вообще не было отчета о преступлении. Там на Фолкленд-роуд в предрассветные часы произошла какая-то малопонятная заваруха. Карлик – телохранитель Дхара (тот наглый бандюган) – избил с полдюжины хиджр. Двое из них еще оставались в госпитале, а один из четверых отпущенных вышел с гипсом на сломанном запястье. Двоих из трансвеститов-проституток убедили не выдвигать обвинений против карлика – следователь называл его «полутелохранителем», как звали Вайнода между собой знавшие его полицейские. Но доклад был по-дурацки написан, потому что само нападение на Инспектора Дхара и приход к нему на помощь Вайнода давались лишь в сноске; не было никакого упоминания о том, что́ прежде всего делал Дхар в этом районе, – доклад был слишком сырой для представления «наверх».

Заместитель комиссара сделал примечание, чтобы выяснить, что заставило актера отправиться к проституткам-хиджрам. Если этому дураку захотелось трахнуть проститутку, то, безусловно, кошелек позволял ему вызвать дорогую девицу, что было бы безопаснее. Детектива поразило, насколько этот инцидент был не в характере знаменитости: Инспектор Дхар был известен своей осмотрительностью. Ну не смешно ли, если он окажется гомосексуалистом? – подумал заместитель