Вопрос о причинах, позволивших в то время, несмотря на крайне стесненное положение германских восточных армий, Людендорфу «довольно уверенно обещать завершение кампании против России к середине декабря», а Конраду «довольно уверенно предсказывать» «благоприятное долговременное решение», заставляет вернуться к теме военного коллаборационизма. Лишь чрезвычайно удачная для них ситуация с кадрами в штабах действующих русских армий и возможность благодаря ей активно использовать работу русских пораженцев могут объяснить уверенность обоих военачальников в победе, в противном случае непонятную. Их единодушное желание не упустить «настоящий момент» (Конрад) и «своевременно» заполучить два корпуса (Людендорф) указывает на знание о существенных переменах в штабе русского Северо-Западного фронта, которые и дали им повод для столь оптимистичных прогнозов.

Русский Северо-Западный фронт со штаб-квартирой в Белостоке с 3 (16) сентября находился под командованием болезненного, нерешительного, всем обязанного военному министру Сухомлинову генерала Рузского. В его лице на этот важнейший пост при помощи министра попал «наименее достойный из пяти командовавших армиями против Австро-Венгрии»[1236], в число которых входил и знаменитый генерал Плеве. Поначалу Рузский намеревался сделать своим 1-м генерал-квартирмейстером, ответственным за разведку и контрразведку, многолетнего руководителя контрразведки Киевского военного округа Духонина. Бонч-Бруевич расстроил этот замысел и добился собственного назначения на указанную должность.

После первой русской революции он завязал со своим начальником отдела Духониным дружеские отношения и в то время, когда Эвиденцбюро стало усердно внедряться в Киевский военный округ, под какими-то предлогами на полтора года поселился в его частном доме. Теперь же предстоящий вызов Духонина в штаб Северо-Западного фронта дал ему повод путем характерной для него интриги, шельмуя Духонина[1237] и заискивая перед Рузским, обойти былого начальника и друга и занять предназначенное тому место. Дискредитируя Духонина всеми средствами, привычными «человеку, совершенно невоспитанному, крикуну, дерзкому, не пользующемуся репутацией умного человека»[1238], он вместе с тем убеждал генерала Рузского, что не может лишиться его как командира и служить под началом его преемника в 3-й армии болгарина Радко-Дмитриева. Последней каплей стало влияние жены Бонч-Бруевича на супругу его «альтер-эго» — и новоиспеченный генерал пролез на самую важную с разведывательной точки зрения должность действующего против Германии Северо-Западного фронта.

На третью неделю службы, «в начале октября», 1-й генерал-квартирмейстер позаботился пристроить подозреваемого в шпионаже бывшего офицера пограничной жандармерии из Вержболово С. Н. Мясоедова в штаб 10-й армии Северо-Западного фронта, сначала переводчиком, а потом, когда стало ясно, что никто противиться не будет, — на ответственную должность фронтового разведчика. Возвращение Мясоедова в строй имело тем большее значение, что его задействовали как раз на центральном участке фронта под Вирбалленом/Вержболово, где он много лет работал на секцию IIIb германского Большого генштаба; здесь он с 1904–1905 гг. вербовал агентуру, руководя ею до начала войны. Теперь, в качестве фронтового разведчика, Мясоедов мог восстановить утраченные в военной неразберихе связи, заводя в придачу новые в столице, объезжать все участки фронта и крепости, добывать и передавать ценнейшую информацию из русских штабов. В лице Мясоедова Бонч-Бруевич протолкнул на чрезвычайно удобное для сбора разведданных место, вероятно, самого крупного военного агента секции IIIb в течение первого и в начале второго года войны.

Он оказал Обер-Осту и другие услуги. Так, он добился, чтобы командующего 10-й армией генерала Флуга, который благодаря хорошо продуманным операциям захватывал в Восточной Пруссии один район за другим, медленно, но верно готовя поражение германской 8-й армии[1239], отозвали в штаб фронта и бесславно уволили за «опасную активность»[1240]. Рузский заменил его своим бывшим подчиненным в Киевском военном округе и 3-й армии, генералом Ф. В. Сиверсом, командовавшим X армейским корпусом[1241]. Это назначение оказалось роковым для русского Северо-Западного фронта и гибельным для Сиверса: в «Зимнем Мазурском сражении» его армия была разбита у него на глазах, его XXII АК разгромлен, а он сам отстранен от командования как русский немец.

Новый генерал-квартирмейстер сыграл решающую роль в увольнении Ренненкампфа. Поскольку Ренненкампф, несмотря на потери, считал свою 1-ю армию боеспособной и просил Ставку поскорее снова пустить ее в дело, Бонч-Бруевич получил от Рузского задание выяснить ее численный состав и боеспособность[1242]. Он тогда выразил мнение, что генерал, «прославившийся своими карательными экспедициями при подавлении революции пятого года», несет главную ответственность за поражение 1-й и 2-й армий[1243], что он в панике бежал, бросив войска, и в результате 1-я армия «совершенно растрепана» и «неспособна к наступлению». Его доклад подтолкнул Рузского к решению отвести всю 1-ю армию за Неман, что принесло германской 8-й армии заметное облегчение, и — сохранив ее испытанное оперативное отделение во главе с С. С. Каменевым — сформировать ее заново из четырех незнакомых Ренненкампфу корпусов. После переформирования армию Ренненкампфа по распоряжению Ставки перебросили в Польшу, где она должна была перейти в наступление вместе с тоже переформированной 2-й армией под командованием генерала Шейдемана.