Фалькенхайн ни словом не обмолвился о своем отношении к коллаборационистским силам за рубежом. Имя Ульянова-Ленина и его партия не упоминаются ни в письменном наследии Фалькенхайна, ни у его биографов. При этом не может быть сомнений в том, что глава секции IIIb в Большой ставке В. Николаи информировал нового начальника Генштаба о характере этого сотрудничества, обещаниях и действиях Ленина[1188]. Должно быть, возможности такого рода вызвали у Фалькенхайна возражения или, по меньшей мере, небезосновательный скепсис. Под его руководством ВК, насколько можно судить по условиям жизни Ленина и его статусу среди коллаборационистских сил, сильно сократило финансовую поддержку большевиков. Предусмотрительному шефу секретной службы осталось только не обрывать совсем сплетенные при Мольтке нити, чтобы при случае снова задействовать и приумножить их когда-нибудь потом.

Разительный антагонизм между Фалькенхайном и Людендорфом, определявший судьбу Германии как воюющей державы с первого по третий год войны, в старой литературе часто объясняется несходством личностных черт[1189] образованного, уверенного в себе, светского аристократа Фалькенхайна с ясной речью и изысканными манерами, пользовавшегося милостью императора, и напористого, резкого, вызывающе грубоватого в разговоре, неуклюжего на вид здоровяка, честолюбивого буржуазного выскочки Людендорфа[1190].

Просмотр источников доказывает, что личная ненависть Людендорфа к Фалькенхайну[1191] в первый год войны по преимуществу проистекала из сопротивления последнего большому наступлению на востоке, от которого Мольтке и Людендорф, при условии использования русских пораженцев на всю катушку, ждали решающей победы[1192]. Со второго года войны добавилась их скрытая борьба против вынашиваемой Фалькенхайном идеи компромиссного мира. Но Фалькенхайн в пользу обоих решений мог привести веские доводы.

Далеко не обеспечив стратегическую победу над русскими войсками даже в Восточной Пруссии, битвы при Танненберге и на Мазурских озерах не ослабили надолго русский Северо-Западный фронт, а лишь вызвали его перегруппировку и дальнейшее проникновение в Восточную Пруссию с постоянным захватом все новых территорий. Заново сформированная в районе Гродно и Августово русская 10-я армия под командованием энергичного генерала В. Е. Флуга, русского немца, выполняла эту задачу упорно и успешно[1193]. Русский Юго-Западный фронт неудержимо продвигался по Галиции, нанося Габсбургской монархии болезненные поражения. Подобно германским западным армиям после отступления от Марны, австро-венгерские армии в середине сентября 1914 г., с точки зрения немцев и австрийцев, считались «полностью разбитыми»; с точки зрения русских, их судьба была «предрешена»[1194].

Чтобы пока, в ожидании обещанного перед началом войны подхода немецких частей, отступлением «спасти от превосходящей силы русских»[1195] оставшиеся войска и выровнять их беспорядочный откат по всему фронту с огромными потерями (во избежание массового дезертирства практиковались законы военного времени, и солдатам ежедневно выдавали по пол-литра водки), Конрад 20 сентября велел офицерам своего Генштаба «„выскрести по сусекам всё“, до последнего человека, последнего орудия, последнего пулемета»[1196]. Одновременно он все настойчивее просил германское ВК о подкреплениях.

Ради разгрузки союзника, символического исполнения данного Мольтке обещания отплатить Конраду после победы немцев на западе немецкими пополнениями за то, что он свяжет русские силы в Галиции, а также ради защиты собственных границ, ВК распорядилось о формировании 9-й армии в Верхней Силезии. Ее приняли под начало Гинденбург и Людендорф, а генерал фон Шуберт встал во главе 8-й армии, чтобы с ней, насколько возможно, уберечь остаток Восточной Пруссии. Так как войск не хватало, Людендорф «для усиления 9-й армии с сокрушительной энергией тащил из восточных крепостей все, что только можно»[1197]. На отчаянные призывы Конрада прислать немецкие войска для стабилизации ослабленных австрийских линий Большая ставка (как и прежде, от имени Мольтке!) отвечать не спешила, пока серьезная угроза не нависла над провинцией Силезия. С точки зрения Фалькенхайна, мысль о «хотя бы временном наводнении Верхней Силезии русскими» казалась «невыносимой»[1198]. Кроме того, ВК опасалось приближения русских к Богемии, которое основательно пошатнуло бы дунайскую монархию и привело балканские страны к союзу с противником, что, в свою очередь, поубавило бы у младотурок желания объединяться с центральными державами и могло открыть России черноморские проливы — лишая военные усилия против Антанты всякой надежды на на успех.