во время Северной войны дал более четверти миллиона человек, причем его необходимо было осуществлять постоянно – из-за бегства, болезней, ранений и так далее. Потребность оставалась высокой в течение всего столетия: 90 рекрутских наборов в 1705–1825 годах принесли, по имеющимся оценкам, два миллиона новобранцев. При Петре одного рекрута брали с 20 дворов, но по мере роста населения тяжесть набора для населения уменьшалась: в 1730-х годах один рекрут приходился в среднем на 179 душ (нормы менялись в пределах 1:98–1:320). После губернской реформы 1775 года правилом стала отдача одного рекрута с 500 душ, причем набором отныне занимались местные власти под контролем губернского казначея. В военное время назначались дополнительные наборы: в ходе русско-турецкой войны 1787–1792 годов было осуществлено три набора из расчета 5 рекрутов на 500 душ мужского населения и один – из расчета 4 к 500.

Однако по подсчетам Уолтера Пинтнера, «на протяжении XVIII века в целом можно было ожидать, что за пять лет деревня в 100 жителей потеряет от одного до трех молодых мужчин», и лишь дважды за столетие пропорция возрастала до 4 к 100. Таким образом, повинность была тяжелее для самого рекрута, чем для общины. Обычно брали мужчин в возрасте от 17 до 35 лет, но встречаются упоминания и о более возрастных рекрутах. Наборы во флот были менее частыми и масштабными, ограничиваясь в географическом отношении территориями, прилегавшими к Балтийскому морю. Там набирали подростков в достаточно раннем возрасте, обучая их затем морскому делу во время службы на корабле.

Процесс набора напоминал вооруженный налет – команда врывалась в деревню, забирая силой не желавших служить юношей. В 1711 году фельдмаршал Шереметев ездил с передвижной виселицей, чтобы удержать своих людей от дезертирства, а после 1712 года рекрутам ставили клеймо на руке (замененное в 1738 году бритьем лба). Принудительные методы использовались на протяжении всего столетия; власти то угрожали смертью за дезертирство, то, отчаянно нуждаясь в солдатах, предлагали амнистию.

Бремя рекрутчины несли прежде всего православные жители империи восточнославянского происхождения: крестьяне, горожане, не рукоположенные сыновья священников, ямщики, ремесленники, фабричные рабочие, – но также некоторые представители местных народностей (например, татары). После занятия в конце XVII века земель, на которых проживали белорусскоязычные земледельцы, они были приравнены к русским крестьянам в том, что касается подушной подати и рекрутской повинности. Последняя в 1780-е годы была распространена и на крестьян Гетманщины и других населенных восточными славянами территорий, приобретенных в результате первого раздела Польши (1772), но срок службы для них установили в 15 лет. Жители городов могли откупиться, послав вместо себя кого-либо, иудеи до 1827 года вместо службы в армии платили двойную подать. Повинность касалась лишь очень немногих представителей нерусских народов – в частности, обитателей Среднего Поволжья, приравненных к государственным крестьянам. Со временем башкир и калмыков начали набирать в иррегулярные войска, не создавая из них при этом отдельные полки. Плательщики ясака, крестьяне Прибалтики, донские казаки, жители южных гарнизонов, иноземные колонисты были освобождены от наборов.

Рекрутская повинность имела многочисленные социальные последствия. На общины пало тяжелое бремя, так как солдаты несли службу круглый год и стояли постоем в городах и деревнях. Теоретически они платили местным жителям деньгами и натурой, но требования военных и нарушение нормальной жизни в доме становились настоящим бичом. Кроме того, возникла новая категория – солдатские родственники. Служба была пожизненной (с 1793 года – 25 лет, что, возможно, стало эхом аналогичной реформы в Пруссии), так что рекрут навсегда расставался со своей семьей и своим домом. Его жена и дети обычно влачили жалкое существование, становясь обузой для родственников и общины, и часто начинали заниматься производственной деятельностью или работой по хозяйству. Повинность усилила влияние старших по возрасту внутри домохозяйств общины – именно они определяли, кого отдать в солдаты. Иногда жертвой становились небольшие домохозяйства, испытывавшие трудности с уплатой податей – часто они исчезали, а их земли распределялись между более успешными семьями. При выборе рекрута нередко играли роль мелкие разногласия между старейшинами, а также корыстные интересы общины: жители деревни и помещик старались отправлять в армию нарушителей порядка, бездельников, пьяниц и всех, кто не желал подчиняться установленным правилам.

Еще одно последствие имело причиной практику замены – вместо человека, взятого в рекруты, служить шел другой, купленный за деньги. В крупных помещичьих хозяйствах и относительно богатых деревнях соответствующая сумма распределялась между всеми семьями, причем (как и в случае с тяглом или податями) основная тяжесть падала на состоятельных крестьян. Как указывает Роберт Джонс, если взять типичную деревню с 200 государственными крестьянами мужского пола на 1780-е годы, расчетная подушная подать (140 рублей) меркнет по сравнению с другими обязательствами: 250 рублей – на общинные нужды, 512 рублей – оброк государству, от 400 до 500 рублей – на покупку замены для рекрутов. Взятые на замену мужчины происходили из обедневших семей и бродяг.

Из-за огромной регулярной армии и больших военных расходов Джон Кип, Ричард Хелли, Уолтер Пинтнер называют Россию XVIII века милитаризованным обществом или «государством-гарнизоном». Есть, однако, и возражения: военные надобности не определяли структуру экономики, политическое устройство и характер общества в масштабах империи; военная мобилизация неравномерно отражалась на населении империи, почти не чувствуясь вдали от стратегически важных точек и ощущаясь болезненно на границах и вблизи укрепленных пунктов, где солдаты стояли в мирное время и покупали либо реквизировали продовольствие. Идеи военного принуждения и дисциплины не проникли глубоко в общество: это касалось и крестьян, и дворян. Как отмечает Дженет Хартли, пожизненная служба приводила к тому, что опыт, полученный в армии молодыми крестьянами, почти не переносился на деревенскую общину. Солдаты не приносили домой новые идеи и привычки или военные традиции. Вековые общественные институты оставались нетронутыми. Дворянское же воспитание в XVIII столетии находилось под влиянием идей Просвещения в неменьшей степени, чем представлений о военной дисциплине. Уолтер Пинтнер приводит поразительный факт: на протяжении XVIII века в армии служило гораздо меньше дворян мужского пола, чем можно предположить (17 % от общего числа в 1755 году, около 35 % в 1795-м). Громадные усилия по созданию и поддержанию сухопутной армии (и, в меньшей степени, флота) не делали Россию милитаризованным государством ни в экономическом, ни в культурном отношении.

АДМИНИСТРАЦИЯ

Чтобы содержать армию в мирное время и вести войны, на протяжении всего столетия делались попытки провести различные административные реформы. При Петре I прошло три «волны» таких преобразований – осуществлялся поиск оптимальной структуры налогообложения. В московский период удельный вес центральной администрации был непомерно велик; поначалу Петр сохранял эту структуру, прибавляя к ней