Когда подъехали к стану бригады, на поле уже стрекотали лобогрейки, волоча за собой серые шлейфы пыли. Вдали, у самого леса, покачивался комбайн, будто корабль на волнах. На специально отведенных загонах работали косари, некоторые из них без рубашек. Чуть поодаль от косарей гнулись жницы с серпами, в белых косынках.

Галя остановила коней возле будки. К ним подошел Антон Мурашкин с треугольником саженки из обструганных ореховых палок. В негустой округлой бороде его, запутавшийся в табачного цвета волосах, светлел один маленький колосок.

— Милые девушки! — воскликнул он не то ласково, не то насмешливо своим тонким, почти женским голосом. — Что же это вы припоздали? Аль чего случилось?

Галя бойко ответила:

— Ничего не случилось, товарищ бригадир! — Она глянула на свои наручные часы и доложила: — Опоздали ровно на десять минут. Готовы к выполнению ваших заданий, товарищ бригадир. Укажите нам загон.

— Вон он, ваш загон, дожидается вас, — показал Мурашкин саженкой на стоявшую невдалеке длинную полосу желтой ржи.

Галя, передавая Лене вожжи, приказала:

— На-ка, правь!

И подруги поменялись местами.

4

С никогда не испытанным волнением въезжала Галя на свой загон. Одно дело действовать и управлять ножами на пустом месте, и совсем иное, когда въезжаешь в густую колосистую рожь. А вдруг ножи застопорятся, начнут не резать, а мять? Но машина сразу заработала отлично. Как только Лена завела лошадей с левой стороны загона и пустила их вдоль некошеной ржи, Галя толкнула вперед рычаг управления, и лобогрейка громко и бойко застрекотала, затрещала, схватывая острыми ножами золотистые крупные стебли и мгновенно срезая их. Срезанная рожь негустым рядком быстро двигалась на полок, слегка подрагивая на ходу. Галя спокойно, уверенно вилами сваливала ее налево, невольно изредка оглядываясь: небольшие кучки отмечали на земле путь лобогрейки. «Ой как здорово!» — с удовольствием думала она. Наташа Ершова и Вера Плугова соломенными перевяслами связывали скошенную рожь в снопы.

В обеденный перерыв возле полевой будки, прямо на лужайке, Свиридов провел собрание двух бригад. Приняли договор о социалистическом соревновании. Было объявлено, что передовая по уборке бригада получит переходящее Красное знамя и премии на весь рабочий состав мануфактурой, деньгами и скотом-молодняком.

— Конечно, внутри бригады распределение премий придется провести не всем поровну, а по выработке, — пояснил Свиридов. — А для этого надо наладить в бригадах строгий учет. Правление назначает учетчиком в обе бригады товарища Тоболина Сергея Владимировича. Вы все знаете его. Вопросы есть?

— Есть! — отозвалась Галя.

— Давай, пожалуйста! — пригласил Свиридов. — Подойди сюда, — показал он на покрытый выцветшим до белизны кумачом небольшой деревянный столик, за которым сидели бригадиры, обливаясь потом: вовсю жарило солнце.

— Я отсюда! — крикнула Галя. — По-моему, соревнования между бригадами мало. Надо еще внутри бригад чтобы соревновались друг с другом. Вот я и вызываю Ксению Рыбалкину.

— Ты что, рехнулась?! — насмешливо выкрикнула Ксения, надменно кривя красивые губы и прищуривая глаза. — Она меня вызывает! Гляньте, девки, на нее! Научись сперва работать, а потом уж вызывай. Это тебе не травку щипать на свекле, тут попотеть придется.

— А на свекле не потеют разве? — заметила Галя.

— Потеют, да не так, — сказала Рыбалкина. — Научишься работать, тогда — пожалуйста, а пока я не принимаю твоего вызова.

— Неправильно, Ксения, — увещевающе сказал Свиридов. — Раз тебя вызывают, обязана принять. Колхозное сознание должна ты иметь.

— А я что — совсем несознательная, по-вашему? Плохо работаю? Вам надо обязательно бумагу составить и подписать ее да начальству показать. Пускай без всякого соревнования догоняет… а бумаг подписывать не стану с такими неумехами. Вы смотрели, как они до обеда работали? — обратилась Рыбалкина к Свиридову. — Ага! Не смотрели, не поинтересовались. А я смотрела. За ними еще машину посылать надо, огрехи докашивать.

Правда, огрехи были! Не справлялась Лена с лошадьми. То оводы их донимают, то сама она вожжи потянет не туда, куда надо, и лошади сбиваются в сторону. Но Свиридов все же взял Галю и Лену под защиту.

— Это, Ксения, не причина, — мягко, примирительно проговорил он. — Огрехи, наверно, и у тебя случаются, хотя, конечно, поменьше, ты поопытней. Но соревнование затем ведь и устраивается, чтобы подтягивать дружка дружку и чтобы огрехов не было. Вот и научи их, подтяни!

Ксения опять скривила свои румяные губы:

— Нет уж! Они вызывают, а я их учи! Нехай сами учатся…

Неожиданно и странно выступил бригадир Мурашкин.

— Зачем это дружка с дружкой наперегонки? — говорил он своим тонким дребезжащим голосом. — Бега у нас или спортивные игры? У нас уборочная кампания, и пускай каждый по силе-способности… А начнем состязаться, — неминуче вражда пойдет… либо которые и красоваться будут: я, мол, больше и лучше тебя исделал. Нам же не вражда и не красованье нужны в труде нашем, а дружелюбность и полюбовное согласие… Потому что война идет с фашистами… и мы все должны как один!

После такого выступления Ксению и совсем уж невозможно было урезонить, а Свиридов только руками развел. Он стал было объяснять, что Антон Прокофьевич совсем неверно понимает социалистическое соревнование, но люди зашумели:

— Довольно, Дмитрий Ульяныч!

— Перерыв кончился!

— Работать пора!

— И без вызова можно потягаться в любой работе…

Собрание пришлось закрыть.

5

По пути к лобогрейке Лена подтрунивала:

— Молодец Ксюша, что отбрила тебя… а то ты настырно в передовые активистки рвешься.

— Не одну меня отбрила, а и тебя, милая Аленушка, — усмехнулась Галя. — Огрехи-то у нас с тобой по твоей милости. Не умеешь ты с лошадьми управляться.

— Чего же с ними сделаешь, если они от оводов этих бешеными становятся! — оправдывалась Лена. — Посади тебя — и ты с ними не сладишь.

— Может, и не слажу, — согласилась Галя. — Я тебе сочувствую. Ты вот что, — озабоченно продолжала она, беря подругу под руку, — давай не ссориться. Лучше подумаем, как нам с тобой оставить с носом гордячку эту. Надо обязательно доказать, что мы умеем не хуже ее работать.

— Докажешь ей! — неуверенно сказала Лена. — Она третье лето на лобогрейке. А мы с тобой без году неделя.

— Все равно докажем, если захотим.

— Я не против, — согласилась вдруг Лена. — Но лошади! Они меня замучили, Галечка, ничего я с ними не сделаю, пока такая погода стоит.

— Управимся и с лошадьми. Тут главное — желание наше с тобой.

В этот день Галя отстала от Ксении почти на целый гектар. На второй — немного поменьше. Это огорчало ее чуть не до слез. Хотелось не только не отставать, а и перегнать. Но было ясно: даже догнать Ксению можно лишь удлинением рабочего времени, потому что Галя действительно не умела еще так проворно работать, как работала Рыбалкина, а Лена по-прежнему не управлялась