– Это правда? – ему с трудом верилось в то, что она говорит. – Ты действительно так думаешь… Что я тебе нужен?

– Зачем мне врать?.. Когда ты сейчас повернулся, чтобы уйти – мне стало так плохо… Я не могу тебя потерять.

– А Рыков?.. – ему стоило сделать над собой усилие, чтобы задать страшный вопрос. Но он должен расставить точки над I – иначе ревность спалит его, подобно огненному дыханию василиска.

– Все в прошлом… – она с трудом выдыхала слова. – Все в прошлом…

– Тогда почему ты приняла кольцо? Он подарил тебе кольцо – и ты его приняла.

– Да… – она покраснела. – Приняла. Он сказал – это подарок за Макса. Я была так растеряна. Сначала испугалась, потом растерялась. А когда он ушел…

– Так он ушел?

– Конечно, – сказала она удивленно. – Конечно. Он посмотрел на сына, отдал мне кольцо. И ушел. А через час… ворвался этот, в маске. Я сидела на кухне…

…Она даже не успела испугаться. Сначала она услышала легкий шорох в прихожей и с надеждой позвала:

– Олег…

И в то же мгновение на пороге кухни возникла мужская фигура, с натянутой на лицо балаклавой[184]: из двух верхних отверстий которой на нее смотрели чьи-то темные глаза, как ей показалось – совершенно черные.

– Что вам нужно? – воскликнула она. – Кто вы?

– А ты кого ждала? – голос был совершенно незнакомым, сиплым, впрочем, может, из-за того, что его заглушала маска. – Кого ты ждала, рыковская б…?

Аликс словно окаменела, а мужчина неотвратимо приближался к ней, раскинув руки в стороны, готовый поймать ее в любой момент, если она решит ускользнуть от него.

– Еще одна рыковская б… – повторил он, с видимым наслаждением смакуя бранное слово. – Ну-ка, иди сюда. Настал его черед платить по моим счетам.

И только когда он приблизился к Аликс вплотную, она, опомнившись, попыталась увернуться, но – безуспешно. Размахнувшись, он ударил ее по лицу кулаком так, что Аликс отлетела на несколько метров и упала. Грубые руки обхватили ее талию, потом зажали ей рот и потащили в комнату.

Задыхаясь под грязной шерстяной перчаткой, Аликс попыталась нащупать лицо нападавшего. Несмотря на трикотажную маску, ей удалось – она почувствовала, что попала пальцем ему прямо в прорезь. Мужчина взвыл, и схватился за глаз: – Шлюха, – прорычал он в бешенстве. – Я убью тебя. И твоего выродка тоже убью!

Аликс рванулась из комнаты, стремясь увести его подальше от Макса. Ребенок проснулся и, стоя в кроватке, истошно ревел. Но ей не удалось убежать – мужчина сгреб ее за плечи:

– Ну, шлюха, – теперь он говорил неторопливо и отчетливо, так, что она могла слышать каждое его слово. – Скажи мне – что ты в нем нашла? В этом уроде? Который трахал тебя, зная, что ты его родная сестра? Ну! Отвечай максимально подробно! Как только замолчишь, я тебя убью. А потом щенка твоего! Ну, говори!

– Нет, – ответила она. – Ты не убьешь моего сына. Иначе – чем ты лучше его? Олег бы никогда не поднял руку на ребенка.

– Ты все равно продолжаешь его любить, – прошипел тот, кто был в маске. – За что?

– Ни за что, – ответила она. – Просто люблю. А-ах…

Разъяренный, он ударил ее ножом в сердце, и угасающим сознанием она ловила надрывный плач сына…

…– Он грозил, что убьет Макса. Значит, пожалел все-таки… – это было единственное, что решилась произнести Аликс.

– Не думаю, что пожалел, – возразил он.

– А что же?..

– Уверен, у него духа не хватило. Он еще и трус вдобавок, эта скотина…

Аликс положила руку на его ладонь:

– Витя, я…

– Не надо, Сашенька, – Виктор покачал головой. – Не надо…

– Я не могу позволить тебе уйти вот так, – прошептала она.

– Ты не любишь меня, – он все же нашел в себе мужество произнести страшные слова, разбивавшие вдребезги его надежду. Он выжал их из себя и посмотрел в ее измученные глаза.

– Не так, – прошептала она. – Я просто… я просто до сих пор больна им… А ты – мне так хорошо с тобой. Так спокойно… Я хочу, чтобы ты был рядом – всегда. Я не представляю, что рядом – он. И не желаю этого… Ты мне нужен. Не знаю, что буду делать, если ты уйдешь.

Противоречивые чувства боролись в Викторе: уязвленное мужское самолюбие, любовь и жалость к этой женщине, трогательная привязанность к Максу и разрывающая душу ненависть к тому, кто, не дрогнув, искалечил Аликс жизнь. Но ее взгляд был таким молящим и источал такую неподдельную нежность – и язык его не повернулся сказать «нет».

– Я не уйду, – глухо пообещал он. – Я не оставлю тебя одну. И в коридоре дежурит охрана – на случай, если этот урод не успокоился.

Он не уточнил, кто он, «этот урод» и, поцеловав ее в лоб, вышел из палаты. Его встретили Анастасия и серый, как ломоть ржаного хлеба, Рыков-старший, в глазах которого, устремленных на майора, застыла надежда.

– Саша говорит, это не он, – проговорил Глинский и с досадой увидел, каким торжеством осветилось несчастное лицо Льва Петровича.

– Я же говорил! – воскликнул он. – Олег не мог сотворить такое с матерью своего сына!

– На нем столько грехов, – мрачно отозвался Виктор, – что ему и без того гореть за них в аду…

15 октября 2012 года, Москва

Прошла неделя после похорон. С безнадежным упорством Булгаков продолжал приезжать каждый день к подъезду Орлова, терпеливо ждал, когда тот выйдет из дома и следил за ним, сопровождая его, то на машине, то своим ходом до работы. Орлов возвращался домой поздно, почти всегда в подпитии, а учитывая, что ни в ресторан, ни в кафе, ни в бар он не заходил, можно было сделать вывод, что выпивает Орлов прямо на работе. С каждым днем он выглядел все хуже, но Булгакова больше заботило другое. Рыков так и не появился. Раздумал он, что ли, убивать своего бывшего друга?

«Неужели все напрасно?» – устало думал Сергей, сидя в машине рядом с подъездом дома на Новом Арбате. «Неужели я все неправильно просчитал и подвергаю Катрин лишней опасности, оставляя ее одну каждый день? Рыков вполне может прийти за ней, а не за Орловым, и его, Сергея, не окажется рядом именно тогда, когда ей будет остро необходима его помощь. В таких нехороших размышлениях он проводил час за часом в очередной промозглый вечер. Уже смеркалось, но Орлов еще не вернулся, и он все же решил подождать…

Булгаков услышал стук в окно – и вздрогнул: рядом с машиной маячила знакомая долговязая фигура. Сначала у него екнуло сердце – Рыков! Но потом Сергей осознал, что силуэт принадлежит совсем другому человеку. Он опустил стекло – в машину заглянул Джош Нантвич. Черт бы его побрал! Что он здесь делает?

– Здравствуйте, Серж. Вы разрешите?

– А у меня есть выбор? – буркнул Сергей. Он прекрасно помнил особое выражение лица Джоша, когда тот смотрел на его жену – сначала в часовне, на отпевании, потом – когда прощался с нею у кладбищенских ворот. И уж конечно, в планы Сергея совсем не входило общение со спецслужбами. С него хватит осуждающих взглядов Глинского, на которые тот не скупится, когда речь заходит о его, Булгакова, предприятии по поимке бывшего друга.