И вот оне прилетают, конешно, домой и опустились прямо в ограду этого мужика. А родители тут горевали, несчастные. Увидали оне и удивились: што такое или призрак видимый какой, или што? Они видют и не могут его понять, што это за молодой кавалер. А он: «здравствуй, дорогой папаша! Вот мы и свидались!... Я вырвался из этого проклятого ига, от подводного царя». Ну, тут начались вопли и радость — картина неописанная.

Марья-Царевна говорит: «Ну мы теперь сделаем брак, пышную свадьбу, а потом уж будем жить по-новому да по-хорошему». Значит, тут подпили, вся деревня собралась, деревня большая, всю избу заполнили и на улице стоят, — што вот приехал Иван-Заклятый, был продан дьяволу и вернулся, да еще с такой царевной-красотой, што нельзя ни в сказке рассказать, ни пером ее описать такую красоту. Побеседовали гости и потом по домам разошлись.

Это уж было, как почти глухая полночь, и оне укладывались тоже сами на спокой (хозяевы укладывались тоже на спокой — нужно так). Только отец и мать Ивану-крестьянскому сыну не давали спокою, все его расспрашивали, как он жил, как вырывался от етого дьявола. — Он, конешно, пообсказал, а потом говорит: «Отец, я теперь на спокойствии и хочу отдохнуть, а потом на свободе всё вам обскажу».

Ну те отступились и не стали его больше вынуждать. Когда все замолкло, Марья-Царевна, конешно, вышла на улицу на крыльцо и перебросила с руки на руку кольцо и приказала, штоб нынюшнюю ночь изменился этот дом и сделался дворцом: так, штоб он был в десять сажень и так, штоб на потолке была вода, и там рыбы ходили, штоб дворец был хрустальный.

Спали оне, конешно, долго утром, часов до десяти. Никто не заботился, только одна Марь-Царевна позаботилась, встала раньше всех. Наконец-то пробуждаются наперво Иван-Заклятый вскочил, спал он на койке, — на кровате, смотрит, што такая, тут была изба, а тут подходит к ему огромная рыба, разинула пасть, а он скоре опять на кровать забрался, а она под кровать прошла и ушла; а там идет другая... и в стенах тоже рыбки бегают... Што такое, удивлялся, што вот за ночь все замерзло, образовался лед и рыба ходит подо льдом.

Сделалася саматоха, узнали люди, — сбежалися смотреть дворец. Им Марья-Царевна устроила угощение — приготовила разны напитки и нае́дки...

Наугощала она гостей и стали репетицию к свадьбе (делать). Тут появились кареты, лошади и всяки... и откуда што берется. Стали, конешно, собираться к венцу, стали свадьбу играть и посказать и пировать, гулять.

На этим-то пиру и я был, мед пиво пил, по усам текло, да в рот не попало только... Вот, язвить-те!

ПРИМЕЧАНИЯ

Сказки Антона Кошкарова записаны в 1927 году Н. М. Хандзинским. Две первых (№№ 34 и 35) опубликованы в сборнике: «Сказки из разных мест Сибири», под ред. проф. М. К. Азадовского; Ирк. 1928. (№№ 15 и 16); последняя (№ 36) печатается впервые по записи, дружески представленной для настоящего сборника Н. М. Хандзинским.

Сказки 34 и 35 очень близки по содержанию: — это как бы два варианта одной темы. Соответственных параллелей в существующих записях они не имеют. В указатель Андреева эти сюжеты введены (под № 873) только на основании текстов Чирошника.

В каталоге Thompson’а (английская переработка указателя Aarne) под этим № указан только один датский рукописный вариант (не опубликованный) из датского фольклорного архива (Danske Folkemindesammling); его основные моменты вполне совпадают с текстом Кошкарова: связь короля с девушкой; тайное рождение сына; обнаружение королем связи сына (которого он не знает) со знатной девушкой, присуждение к смерти; узнание. Различны окончания: в датской сказке — король женится на матери сына.

Сходный вариант имеется в русской былевой традиции. В «Беломорских былинах» А. В. Маркова: былина (№ 56) «Купеческая дочь и царь», записанная от одной из самых замечательных посказательниц, Аграфены Матвеевны Крюковой. Эта былина также является уникарной и пока не обнаружено ни одного близкого параллельного текста. У Крюковой эта история имеет очень цельный, со строгой моральной установкой, сюжет. Знатная девушка сказочного сюжета здесь является дочерью царя, и таким образом, незаконный сын царя оказывается любовником его родной дочери. Моральная окраска былины отчетливо дана в заключительных строфах:

305. Кабы ведь я то буду ему да все родной отець, Ишше он-то мне-ка будет все родимой сын Да родимой-то сын, все царевиць он По грехам-то, ведь, моим да так слуцилосе По тяжким-то по грехам мне-ка отворотилосе.

310. Посьмеялсэ над его ро́дной матушкой Отьсмеялсэ над моей да ведь он доцерью.

Последний стих:

322. Повенчали тут да брата с родной сестрой.

Любопытно отметить и подчеркнуть, как резко противустоит моральным тенденциям Крюковой социально-заостренный яркий текст сибирского сказочника.

Между прочим, свою былину А. М. Крюкова переняла у сказителя Ф. Е. Стрелкова. О нем же из указаний А. В. Маркова известно, что он имел большие связи со скандинавскими странами и, напр., как раз в год пребывания на беломорском побережье собирателя, ездил в Норвегию закупать треску. Не оттуда ли он вывез и этот сюжет, нашедший богатое воплощение у Крюковой. Но это, конечно, никак не решает вопроса о причинах встречи двух одиноких сказочных вариантов, из которых один оказывается в Дании, другой — в маленькой сибирской деревушке. Всего вернее предположить, что к Антону Чирошнику этот сюжет перешел посредством какой-нибудь книжной переработки. Конец первой сказки (№ 34), видимо, спутан рассказчиком.

Особенности формы и содержания этих текстов отмечены во вступительной заметке и вводной статье.

Заглавие сказки «Исторический роман» и т. д. дано конечно, самим сказочником. Обращает внимание упоминание в сказке имени Константина Павловича и своеобразная его интерпретация («гля бедных»). Несомненно, что здесь отразились предания и легенды, связанные с восстанием декабристов.

В сказке о дочери Меньшикова обращают внимание реминисценции политических процессов и арестов: обвинение в участии в студенческом заговоре на жизнь государя, «темная повозка» и т. п. Это, кажется, также единственный пример среди сказочных записей.

36. Марья Царевна — оригинально разработанный сюжет «чудесном бегстве» (Анд. 313 А): юноша обещан подводному царю, девушка помогает ему бежать. Варианты — Аф. 125 a, b, d, e, f, g; Худ. I, 18; III, 118; Эрл. 6; Сад. 1 (частично — безначального эпизода), Онч. 56, 60, 128, 153; Перм. Сб. 12, 24, 55; Вят. Сб. 118; Сок. 66; См. 5, 97, 126, 236, 287. К тексту Кошкарова наиболее близки: Афанасьевские (морской царь и Василиса Премудрая), Перм. 2й (Чудо лесное); Сок. 66 («Мышка и воробей») и нек.