сделать пушистую мягкую землю под посев!» Вот вскочил он на ноги и плюнул в сторону: «Фу, нечистая сила! Нигде в сказках не сказано и в книгах не писано, чтобы тридцать десятин содрать целину и взборонить в одну ночь! Фу, нечистая сила!..» — «Ха-ха-ха! Это не идет для тебя? Ну, ступай, сделай, больше не огрызайся!»

Пошол, конешно, Иван Заклятый к своей сестре, повесил голову ниже могучих плеч: неужели, думает, это можно сделать до утра, ему уж не верится.

«Ну, как братец, твоя задача?» — «Ох, задача тяжела!» — «Знаю, знаю. Но это все еще не задача, задача впереди, молися спасу и ложися спать, не думай, к утру все будет готово», сестра сказала ему. Всю он ночь проспал, ничего не видел, што там делается.

Вот прекрасно. Утром будит она его на зорьке. «Ну, брат, вставай, не пора тебе спать, пора тебе вставать!» Когда он встал, «смотри», говорит: «там тридцать борон уж боронют — доборанивают, а там тридцать сох пашут — допахивают — иди, как только завидишь его, берись, допахивай борозду, коня понужни, он рванет и соха сломится, и сошники вывалятся — и ты с проклятием вались на землю, и он придет и захохочет».

Вот он дошел и видит, — не доехавши шагов десяток до конца, он понужнул коня, соха сломалась, сошники вывалились, сам на землю пал, рехнулся и закричал: «Да што ты, нечистая сила, замотал он меня!..» — «Ха-ха-ха!.. Знаю, как работать, на печи лежа, да не ты хитрый, а она хитрая (он знает, што тут делается). «Чтоб тебя нечистая сила так хитрила, у меня уж и легкие и печенки болят от тяжелой работы!»

Встал и пошол ко дворцу. Рассказал, што работу сдал. «Ну сдал и хорошо. Это не служба, а служба еще впереде́». Она ему наказывает. «Смотри, через трое сутки еще будет тебе задача: он тебе задаст посеять все тридцать десятин пшеницы и чтоб она в одну ночь выросла и ее сжать, и убрать и вымолотить и смолоть на муку, и я должна ему пирог испечь и утром отнести!»

Тогда через трое сутки он опять идет на поклон подводному царю, дополз до трону и сказал: «С добрым утром, отец мой!» — «Молодец, сынок, герой! Вот ты теперь засей тридцать десятин, убери и смолоти и на мельницу свези и чтобы сестра твоя испекла мне пирог, да штоб пирог был дак пирог — пышный и ноздристый, и штоб в описи не было такого пирога!» Заклятый Иван вскочил на ноги и закричал: «Тьфу, што это за нечистая сила! Нигде в книжках не писано, ни в сказках не сказано, штобы в одну ночь тридцать десятин пшеницы посеять, ее вырастить и убрать, обмолотить и смолоть и пирог испечь!» — «Ну-ну, не мурмуль, а штобы у меня было сделано!»

Приходит Иван Заклятый к сестре своей: «Ну — говорит — тяжелая задача, не знаю, сможете ли даже вы ее исполнить?» — «Ничего, не думай, молися спасу, ложись спать, к вечеру все будет готово», она ему сказала, сестра названная.

Она, конешно, тогда уложила его спать, сама вышла на парадное крыльцо, а Заклятый Иван стал за ней подозревать, што, дескать, она делает, как командоват. Она, сечас перебросила с руки на руку кольцо и вдруг являются двенадцать молодцев к ей. Вот, дала приказ им, чтобы была убрата пшеница в эту ночь и намолота мука, а она понесет ему утром пирог сладкий. Утром рано, чуть рассвет, будит сестра брата: «Не пора тебе уже спать, а пора вставать и с пирогом отправляться к подводному царю».

Вот, смотрит Иван Заклятый, уже пирог готовый, салфеткой прикрытый на золотом подносе: взял он поднос и пошол, конешно, к подводному царю. Не дойдя тридцать шагов, пал он и полз ползком до трона, поклонился он у ног его в прах, и поднос на стол поставил с пирогом.

Вскрикнул с радостью, с диким хохотом Царь Подводный: «Вот, молодец, мои дела исполнил, — можешь итти на три дня отдыхать!» Когда он отдохнул трое суток, она ему и говорит: «Смотри, сейчас должен итти с рекомендацией. Вот тебе будет приказ: он поведет тебя в сад, и в саду будет двенадцать кобылиц: и все в одну шерсть, — вставай сбоку и стреляй, пуля шерсть содерет, у всех кожу заденет и ни одной больше не заденет, ни меньше — и все шерсть в шерсть и рост в рост и ни одной шерстинки, только у меня на лбу будет шерсть немного всклочена; ты проходи и смотри не сразу, а на третий раз ударяй меня по лбу: — вот моя невеста! Потом убегут кобылы из саду, он скажет: молодец! В саду есть бассейна большая; подведет тебя к бассейну, в бассейне двенадцать лебедей будут плавать; по его приказу все станут в шеренгу, и все оне будут одинаковы, только у одного будет перышко чуть-чуть скручено, никому незаметное, только тебе одному будет знатко. Смотри, не прогляди, а то обоим нам смерть будет. Тогда эти лебеди спорхнут и полетят, он скажет: молодец!»

«Прилетят опять голуби, сядут, — такое будет положено на два куста два седала; такие оне будут перышко в перышко, ты опять угадывай. Тут будет сидеть малая насекомкая на лбу одной голубки, и вот насекомку эту увидишь, замечай — завечай... Три раза пройдешь, на четвертый указывай; узнаешь, значит мало еще поживем. (Это наставления ее еще, теперь он должен итти). Ступай и делай, как раньше, он требует церемоньи для себя, уважения».

Также он пришол, тридцать шагов не дошол, пал на колени, дополз до трону, поклонился в прах у ног его, поднялся и сказал: «С добрым днем, отец!» — «И тебя с веселым днем! Вот, молодец, женишок, молодец, — теперь пойдем невест выбирать». Заводит его во двор, стоят двенадцать кобылиц в одну шерсть, как бумага вылитые, ну никак нельзя угадать, где его тут невеста.

«Ну, вот мой сынок, двенадцать невест у меня, выбирай любую, кака тебе понравится». Заходит с правого фланку, начал он рассматривать: прошол раз, ничего значит не нашол, зашол второй, просмотрел, не нашол; зашол третий — просмотрел, не нашол; заходит в четвертый, — курчавинку заметил на лбу, — и ударил по лбу: «Вот моя невеста!» [Антон ударил по косяку ладонью]. — «Молодец, сынок! Но не ты хитер, она хитра!.. Ну, марш на двор!» — Все стрекнули, хвост трубой, убежали разом.