– О Господи Боже, Дэвид, что я наделал?

Я вздрогнул от звука автомобильного гудка, но второй свистоквыбил меня из ступора. Я стоял в самом центре проезжей части. Я попятился иотошел на песок.

Внезапно прямо перед отелем со скрежетом остановиласьбольшая неуклюжая белая машина «скорой помощи». С переднего сиденья выскочилвысокий молодой человек и помчался в вестибюль, его напарник распахнул заднююдверь. В здании кто-то кричал. Я увидел, как в окне моей комнаты появиласьчья-то фигура.

Я отошел еще дальше; у меня, как у смертного, дрожалиноги, руки по-дурацки вцепились в голову; сквозь затемненные солнечные очки яследил за этой жуткой сценой, смотрел, как неизбежно собирается толпа, как людисворачивают с маршрута прогулки, как они поднимаются из-за столиков близлежащихресторанов и подходят к входу в отель.

Теперь уже разглядеть что-то нормальным путем былоневозможно, но я выхватил образы из мыслей смертных, и передо мнойматериализовалась вся сцена – по вестибюлю тащат тяжелые носилки, на нихпривязано беспомощное тело Дэвида, санитары оттесняют людей в сторону.

Дверцы «скорой помощи» захлопнулись. Опять раздался пугающийрев сирен, и машина помчалась Бог знает куда, унося с собой тело Дэвида.

Нужно было что-то делать! Но что я мог? Попасть в больницу,произвести над телом соответствующие манипуляции! Как еще его спасти? А потомты получишь в нем Джеймса? И где Дэвид? Господи, пожалуйста, помоги мне. Но скакой стати ты станешь мне помогать?

В конце концов я перешел к действию. Я помчался по улице,легко обгоняя смертных, которые едва меня замечали, нашел телефонную будку состеклянными стенами, проскользнул в нее и захлопнул дверь.

– Мне нужен Лондон, – сообщил я телефонистке, выливаяна нее поток информации: «Таламаска, оплачивается абонентом». Ну почему такдолго? От нетерпения я застучал правым кулаком по стеклу, прижимая к ухутрубку. Наконец на звонок ответил один из любезных, терпеливых голосов,свойственных Таламаске.

– Выслушайте меня, – сказал я, для начала выпалив своеполное имя. – Вам покажется, что это бессмыслица, но это ужасно важно.Тело Дэвида Тальбота только что повезли в больницу города Майами. Я даже незнаю, в какую больницу. Но оно тяжело ранено. Тело может умереть. Но вы должныпонять: Дэвида в этом теле нет. Вы слушаете? Дэвид находится где-то…

Я замолчал.

Передо мной по ту сторону стекла возник темный силуэт. Икогда мои глаза остановились на нем, решительно готовые не обращать внимания –ибо что мне за дело, если какой-то смертный будет меня торопить, – яосознал, что там стоит мое прежнее смертное тело, мое высокое молодоетемноволосое тело, в котором я провел достаточно времени, чтобы изучить все егоособенности, все слабые и сильные стороны. Я смотрел на то лицо, которое всегодва дня назад видел в зеркале! Только теперь оно располагалось на два дюймавыше. Я смотрел снизу вверх, прямо в знакомые карие глаза.

На теле был тот же полосатый костюм, в какой я его одевал. Ита же белая водолазка, что я натянул ему через голову. А одна из знакомых рукбыла поднята в спокойном жесте, спокойном, как и выражение лица, в котором ябезошибочно распознал команду повесить трубку.

Я положил трубку на место.

Двигаясь тихо и плавно, тело обошло будку и открыло дверь.Правая рука сжала мне локоть и при полном моем согласии вытянула меня натротуар, где дул нежный ветерок.

– Дэвид, – сказал я. – Ты знаешь, что я наделал?

– Думаю, да, – ответил он, слегка подняв брови; измолодого рта уверенно звучал знакомый английский голос. – Я видел у отеля«скорую».

– Дэвид, это была ошибка, ужасная, ужасная ошибка!

– Ладно, давай уйдем отсюда, – сказал он. Вот он,голос, который я помнил, по-настоящему утешающий, властный и мягкий.

– Но Дэвид, ты не понимаешь, твое тело…

– Идем, ты мне все расскажешь, – сказал он.

– Оно умирает, Дэвид.

– Что ж, значит, мы здесь ничем помочь не можем, правда?

И к моему полному изумлению, он обхватил меня рукой, наклонилсявперед в своей характерной авторитетной манере, заставил меня дойти с ним потротуару до угла, где поднял руку, останавливая такси.

– В какую больницу, я не знаю, – признался я. Я все ещеотчаянно дрожал. И особенно непереносимо было видеть, как он безмятежно смотритна меня сверху вниз, тем более что от аккуратного загорелого лица исходилхорошо знакомый голос.

– Мы не едем в больницу, – сказал он, словно намеренностарался успокоить истеричного ребенка. – Пожалуйста, садись.

Скользнув рядом со мной на кожаное сиденье, он назвалводителю адрес отеля «Гранд-Бэй» в Коконат-Гроув.

Когда мы входили в большой, выложенный мрамором вестибюль, явсе еще находился в состоянии типично смертного шока. Как в тумане, передо мнойпредставала роскошная мебель, огромные вазы с цветами и элегантно одетыетуристы, проплывающие мимо. Высокий темноволосый человек, которым когда-то быля сам, терпеливо провел меня к лифту, и мы в гробовом молчании поднялись наверхний этаж.

Я был не в состоянии оторвать от него взгляд, но посленедавних событий у меня колотилось сердце. У меня во рту еще сохранился вкускрови раненого тела!

Мы вошли в просторный номер, отделанный в приглушенныхтонах, куда свободно входила ночь благодаря окнам от пола до потолка, выходящимна многочисленные освещенные башни, расположенные вдоль берегов темногобезмятежного Бискайского залива.

– Ты ведь понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать, –начал я, радуясь, что наконец-то остался с ним наедине, и уставился на то, какон устраивается напротив у круглого деревянного столика. – Я ранил его,Дэвид, я ранил его в припадке ярости. Я… Я швырнул его об стену.

– Все твоя жуткая вспыльчивость, Лестат, – сказал онпрежним голосом, каким успокаивают перевозбудившегося ребенка.

На прекрасно вылепленном лице с четкими изящными скулами ишироким спокойным ртом зажглась теплая улыбка – типичная улыбка Дэвида.

Я не мог отвечать. Я медленно перевел глаза на сильныепрямые плечи и на все его расслабившееся тело.