равносильно выходу с протестом на Пушкинскую площадь. Гиндилис, которому самому иногда доставалось от строгого Снежневского, тем не менее считал, что тот действовал из лучших побуждений. Снежневский добивался выделения больших сумм на изучение биологических и генетических причин шизофрении: по иронии судьбы именно эти исследования дали молодым докторам повод усомниться в правдивости установленной Снежневским границы между нормой и патологией[966].

Ил. 74. Сергей Батоврин в психиатрической больнице № 14, 1982 год. Фото из личного архива С. Батоврина

Для постановки психиатрического диагноза политическим инакомыслящим надо было хорошо постараться, потому что они выглядели для общества как совершенно нормальные люди[967]. В отличие от диссидентов, хиппи выполняли за психиатров большую часть их работы — они выглядели и разговаривали так, что целиком оказывались за рамками советской нормальности, демонстрируя свое «патологическое» стремление «быть другими». Саша Егоров, сильно пострадавший от действий своего лечащего врача, тем не менее использовал поставленный ею диагноз для того, чтобы откосить от службы в армии: «Она раскусила, что я хитрый, а не дурной. Но я всегда говорил: раз мне сказали, что я дурной, то я [в это] верю»[968]. В конце 1970‐х все больше врачей стали сомневаться в том, что больницы являются подходящим местом для решения молодежного вопроса в СССР, хотя силовые структуры и общество в целом не разделали их скептицизм. Сергей Москалев вспоминает, как однажды его из милиции привезли в одну из московских больниц:

Да, однажды положили в психиатрическую больницу и врачу сказали: «Ну вы давайте, его хорошенько проколите, он социально опасен», и так далее. А врач — интеллигент, мы с ним поговорили о том о сем, и он говорит: «А за что же тебя положили?» — «Да по идеологии». — «Ага, ясно, и хотят, чтобы я тебя заколол, понятно. Лежи, читай книги, отдыхай, я тебя через неделю выпущу». Он меня через неделю выпустил, а меня милиция увидела: «Как??? Мы думали, тебя на полгода…» И такие люди были везде[969].

Один доброжелательный врач выписал московского хиппи Чикаго всего через неделю после госпитализации, чтобы тот смог попасть на собственную свадьбу. Но администратор ЗАГСа отказалась проводить церемонию и, назвав жениха и невесту сумасшедшими, с криками выгнала их стричься[970]. Иногда хиппи гордились тем, как мастерски они манипулируют невежественными советскими врачами. Ленинградский хиппи так описывал свой день в психушке в самиздатовской поэме «Побег»:

В тот день с утра я захилял в «Сайгон» — пыхнул с пиплами чуйскую черняшку, с кумара влип под ментовский разгон, зашизовал, и угорел в «пятнашку». Врач, как увидел в деле суицид, без разговоров положил в надзорку, и мне пришлось косить аппендицит — пока дебилы делали пробирку. Орал в сто ватт, как мог изображал дежурняку все нужные симптомы. Ну, тот пощупал, отпустил, нажал… Как отличить флегмону от липомы и про ненужный рудимент он знал, и я вознесся в лифте в хирургию[971].

Проблема определения безумия, в решение которой было вовлечено множество соперничающих сил, еще более усложнилась с распространением наркотиков. Только в 1970‐х, когда наркомания среди городской молодежи стала расти, советское законодательство разработало систему реагирования на злоупотребление психоактивными веществами, постепенно ужесточая наказания[972]. Именно в этот период советские психиатры и неврологи стали изучать влияние наркотиков на организм и психику человека. В конце 1960‐х — начале 1970‐х они провели ряд исследований, наблюдая у активных потребителей гашиша фазы возбуждения и депрессии, за которыми следовали агрессия и страх. В крайних случаях они видели реакции, очень похожие на шизофрению, или заявляли, что употребление гашиша служит причиной возникновения шизофрении[973]. Поэтому неудивительно, что хиппи, употребляющие наркотики, получали все тот же диагноз «шизофрения» и то же лечение, что и остальная часть хипповского сообщества, только их намного дольше держали в психиатрических отделениях[974]. Более того, начиная с 1972 года лечение от наркотической зависимости стало принудительным, что не оставляло психиатрам выбора[975]. На Украине эта норма была введена в 1969 году, а с 1974 года законодательные нормы были унифицированы для всего Союза.

И снова между наркозависимыми хиппи и теми, кто ставил им психиатрические диагнозы, наблюдалось удивительное единодушие. Хиппи (и другие потребители наркотиков) не пытались спорить с официальными лицами, считающими, что наркотики вызывают ненормальное состояние ума и тела. Также они не возражали против официальных выводов: они, хиппи, отличаются от всех нормальных людей тем, что употребляют наркотики. Кроме того, наркотики предлагали побег от советской действительности и повседневной нормальности, что делало их такими привлекательными для хиппи. В центре хипповской идентичности находилось получение кайфа, означающего, в частности, экстатическое состояние психики. Употребление безумного коктейля из лекарственных препаратов и курение гашиша и марихуаны с самого начала были частью советской хипповской культуры, тем более что все это было легкодоступным, дешевым и не считалось криминалом[976]. Более серьезные наркотики, например опиум и барбитураты, были практически неизвестны в ранние годы, хотя морфий был в ходу, особенно у молодежи из привилегированных семей. Одновременно хипповское любопытство и любовь к экспериментам породили широкий спектр веществ, которые могли использоваться для того, чтобы «стать немножко сумасшедшим»: разного рода лекарства, например уже упоминавшийся здесь циклодол; бытовая химия — латвийский «Сопалс»; содержащие кодеин таблетки и сиропы, которые в то время можно было везде свободно купить[977]. Шекспир делил хиппи на московских «центровых» (которые обычно напивались) и «шировых» (которые расширяли свое сознание с помощью не только курения анаши, но и инъекций морфия)[978]. Поставки шли отовсюду. Хиппи покупали наркотики у врачей, работавших на скорой, крали с работы или забирали у больных раком родственников[979].

Хотя хиппи были далеко не единственными, кто принимал наркотики, только у них была такая сильная идеологическая основа для их потребления, хотя, конечно, со временем наркотическая зависимость становилась основной причиной. Советские хиппи имели смутное представление о Тимоти Лири и его призыве расширять сознание с помощью ЛСД (который практически был недоступен в СССР), и большая часть их связанных с наркотиками идей и практик основывалась на их личной ситуации и личном опыте. Наркотики были логическим продолжением остальных хипповских практик, направленных на то, чтобы вырваться из советской нормальности, используя при этом вещества, которые могла предложить советская действительность. Большинство хиппи перешли от курения травы (которая ранжировалась по