— Ей надо поговорить с дядей.

— А мы завтра идем в лес, это называется поход, — сообщил Эмиль.

— Нет, не идем, — возразил Антон.

— А вот и идем!

— Заткнись.

Мальчишки готовы были сцепиться друг с другом.

— Почему ты думаешь, что вы не идете? — спросил Бирк-Ларсен.

Антон ковырялся ложкой в мороженом.

— Мама плохо себя чувствует.

— Конечно, вы пойдете в поход. И мама так сказала.

На лестнице появилась Пернилле.

— Они объявят награду, — сказала она. — По телевизору. И еще будет сбор средств среди соседей.

Бирк-Ларсен подложил детям еще мороженого.

— Антон и Эмиль хотят завтра пойти в лес.

— Знаю. Я обещала пойти с ними.

Фотографии на столешнице то и дело притягивали его взгляд. Сколько им уже лет? Вот тут Нанне шестнадцать, тут сыновья еще совсем малыши. Это часть их жизни, застрявшая во времени.

— Психолог на консультации говорила, что нам нужно уделять больше внимания тому, что у нас есть, — проговорил Тайс Бирк-Ларсен.

Она нахмурилась:

— Я сама знаю, что мне делать, спасибо.

Его лицо было мрачнее тучи.

— Тогда почему ты не здесь, с нами, а там, с чужими людьми?

Долгое молчание. Потом Пернилле улыбнулась детям:

— Пойдемте, ребята. Пора спать.

Они еще не доели мороженое, но без возражений слезли со стульев.

Бирк-Ларсен швырнул свою ложку, глядя, как она уводит их из кухни.

Грязная посуда. Счета и рейсы. Заботы и обязанности. Все это накатывало на него раз за разом, день за днем, словно бесконечный прибой в море проблем.

Он подошел к холодильнику, достал бутылку пива, сел на стул и начал пить.

В Управлении полиции в комнате для допросов адвокат вела себя так, словно с последнего их разговора ничего не изменилось.

— Мой клиент признает, что его алиби было сфабриковано, — говорила она уверенно. — Он не был с Риэ Скоугор в указанный промежуток времени.

Хартманн сидел рядом с ней, Лунд и Майер напротив. Леннарт Брикс расположился на дальнем конце стола и слушал.

— По какой такой причине он лгал нам? — спросил Майер.

— У всех есть право на личную жизнь. Тем более у политика во время предвыборной кампании.

— Это не аргумент, — сказал Майер. — Что вы делали в ту пятницу, Хартманн?

Он молчал, вместо него вновь заговорила адвокат:

— Как уже подчеркивалось неоднократно, мой клиент настаивает на своей невиновности. Он не был знаком с Нанной Бирк-Ларсен и не встречался с ней. После того как он покинул интересующую вас квартиру, он уехал в другое уединенное место, так как нуждался в покое. Он попросил Риэ Скоугор прикрыть его.

— Этого недостаточно…

— Мой клиент готов нести ответственность за сфабрикованное алиби. Это было необходимо, ввиду того что он является публичной персоной.

Майер взорвался:

— Так вот оно как! Вы уверяете нас, что пили все выходные до опупения, тоскуя по умершей жене?

— Мой клиент…

— Я не закончил. Где вы были, Хартманн?

— Мой клиент не желает комментировать этот вопрос, так как он касается исключительно его частной жизни и не имеет отношения к расследованию.

— Завтра вы опять появитесь в телевизоре и будете вещать о том, как надо управлять этим городом. Но при этом не хотите сказать даже малости, отказываясь помочь в расследовании убийства?

— Хартманн, — счел нужным вмешаться Леннарт Брикс. — Сорок восемь часов назад вы заверили меня, что у вас есть алиби. Теперь оказывается, что его у вас нет. Если вы не сделаете соответствующего заявления, мне останется только одно.

Он ждал. Но Хартманн молчал. Тогда Брикс закончил:

— Я предъявлю обвинение и арестую вас.

— Для этого нет оснований! — возмутилась адвокат. — У вас нет никаких улик, доказывающих, что Хартманн был как-то связан с жертвой. Он пытался оказывать содействие, насколько это было в его силах. — Ее голос зазвучал громче. Она посмотрела на Лунд. — И при этом его постоянно преследовали ваши сотрудники — везде, в том числе в его собственном доме. Более того, там был произведен тайный обыск без ордера, под предлогом личной беседы. — Затем она снова повернулась к Бриксу. — Не пытайтесь угрожать моему клиенту. Я могу спустить на вас всех собак, если только захочу: за незаконный обыск, за незаконное вторжение. Лучше ищите человека, который пользовался электронной почтой Хартманна, его машиной и квартирой…

Майер нашел нужное место в бумагах перед собой.

— У Олава Кристенсена есть алиби. Настоящее. Мы проверили. Если Хартманн соизволит сказать нам правду о своем местонахождении, мы готовы проверить и это.

— Кристенсен точно замешан, — вскричал Хартманн, нарушив наконец молчание. — Если бы вы занялись им…

— Почему вы не хотите сказать нам, где вы были? — спросила Лунд, глядя на него через стол. Точно так же, как смотрела на него, когда они сидели вдвоем в его доме, ели пиццу и пили вино.

Хартманн отвел взгляд.

— Кристенсен чист, — настаивал Майер. — Администрация подтвердила его показания относительно алиби.

— Конечно, в администрации подтвердят все, что он скажет! — вскинулся Хартманн. — Они все под каблуком у Бремера. Именно на них Олав должен… — Он запнулся, будто что-то поняв.

— Должен что? — спросила Лунд.

— Мне нечего больше добавить. Если это все, то я хотел бы уйти.

— Нет, — сказал Брикс. — У вас был шанс. Вы им не воспользовались.

Они втроем перешли в кабинет Лунд и Майера. Брикс хотел подготовить обвинение и немедленно направить его прокурору. Лунд села на край стола, пытаясь все взвесить.

— Для ареста прокурор захочет получить анализы крови, слюны, семени. Ничего этого у нас нет. Думаю, нам лучше подождать. Поискать что-нибудь еще. Его арест ничего не даст. Сбегать он все равно не собирается.

— Мы бы засадили его в тюрьму в Вестре, — сказал Брикс. — Тогда бы он быстро заговорил.

— Нет. Что-то тут не так, — стояла на своем Лунд. — Сегодня, когда я говорила с ним, выяснилось, что он думает, будто девушку убили в квартире.

— И что?

— Ее убили не в квартире. Два дня спустя ее преследовали в лесу. Она захлебнулась и умерла в машине. Тот, кто это сделал, слышал ее предсмертные крики. Он связал ее, засунул в багажник.

— Просто Хартманн не дурак, он путает следы, — предположил Майер.