Хартманн улыбнулся Саре Лунд. Поднялся из-за стола, вышел в холл.

— Что ты несешь?

После долгой паузы Вебер сказал:

— Риэ возвращается из Управления полиции. Ее там сильно прижали.

— Говори по делу, Мортен.

— Они выяснили, что она пыталась дозвониться до тебя в то время, когда вы должны были быть вместе.

— И давно им это известно?

— Уже какое-то время. Риэ вызывали пару часов назад. Троэльс, только ни в коем случае пока не общайся с полицией. Приезжай сюда. Я позову адвоката, нужно все продумать.

Лунд сидела за столом. Тот же черно-белый свитер, но на этот раз она подкрасилась и даже попыталась что-то сделать с волосами. Выглядела хорошо. Явно готовилась к встрече. Он почувствовал себя дураком.

— Троэльс?

Хартманн вернулся обратно в кухню.

— Так что будем делать, Троэльс?

Он прервал звонок и опустил телефон в карман.

— На чем мы остановились?

— Вы рассказывали о себе.

— Точно.

— Но вы, кажется, собирались уходить?

— Не сейчас. Поговорим еще.

Он с жадностью допил вино. Несколько капель пролилось на синюю рубашку.

Лунд протянула ему салфетку.

— У меня скоро пресс-конференция. Очень заметное пятно?

Она рассмеялась:

— Думаю, да.

— Тогда мне лучше… Извините.

И он снова ушел по лестнице вверх. Она осталась одна.

Одна.

Судя по стихшим шагам, на этот раз он поднялся на третий этаж.

Лунд встала из-за стола, бесшумно перешла в кабинет, взяла в руки ежедневник, который уже начинала листать. Открыла его на нужной ей странице в конце октября. Только одна запись: «Скучаю по тебе. Одиноко. Не могу спать». Затем несколько дней ежедневником не пользовались, судя по чистым листам, после чего шли целые две страницы, исписанные неровным почерком. Ничего конкретного, только разрозненные мысли, больше похожие на несвязные крики человека в агонии.

— Включить свет? — произнес Хартманн у нее за спиной.

Лунд вздрогнула, пробормотала что-то, обернулась. Увидела перед собой рубашку с винным пятном на груди.

Он вовсе не страдал неуклюжестью, и ей следовало это учесть.

— Что все это значит? — спросил Хартманн ровным холодным тоном. — Предполагалось, что мы будем пить весь вечер, пока не станем закадычными друзьями? И что потом? Я бы признался? Этого вы хотели? — Взгляд его голубых глаз буравил ее насквозь. — Неужели вы ни перед чем не остановитесь? — Он указал на лестницу. — Давайте тогда отправимся в спальню и я расскажу вам все уже после.

— У вас нет алиби. Вы говорили нам неправду. Риэ Скоугор…

— Ну и что? Разве это дает вам право приходить сюда и заговаривать мне зубы, чтобы потом тайком рыться в моих бумагах?

Она не представляла, что он собирается делать.

— Позвольте мне разобраться в вашей логике, — сказал Хартманн. — Значит, я беру машину своего собственного штаба и еду в представительскую квартиру. Там я насилую девятнадцатилетнюю девушку, а потом убиваю ее. После чего уезжаю в лес и сбрасываю машину и труп в канал. Так?

— Вы лгали нам. Все ваши пламенные речи о Поуле Бремере, о политике…

— То, что я делаю на публике, и моя частная жизнь — это две абсолютно разные вещи.

— Не для меня. Давайте поговорим об этом в управлении.

— Нет. Мы будем говорить здесь. Итак, я сделал все это, но не предпринял ничего, чтобы скрыть следы. Почему?

— Вы пытались. Вы похитили из помещения охраны пленку с записью камер наблюдения.

— Я даже не представляю, о чем вы говорите.

— Она приходила в вашу квартиру. Писала вам письма. Возможно…

— Возможно, возможно, возможно! Я этого не делал! Хотя бы как гипотезу вы можете это принять?

— Была бы только рада. Если вы скажете мне, где провели те выходные.

Он стоял так близко к ней, что она чувствовала аромат его одеколона и винные пары в его дыхании. Глаза Хартманна горели, грудь вздымалась.

В дверь забарабанили. Знакомый голос крикнул:

— Полиция!

— Больше мне от вас ничего не нужно, — сказала Лунд.

— Троэльс Хартманн! — кричали за дверью. Да, это голос Майера. — Полиция! Откройте!

Перед домом Майер и Свендсен теряли терпение. Они видели, что в окнах горит свет. Они знали от Скоугор, что Хартманн здесь. Майер не без труда, но добыл-таки у Брикса ордер на арест.

— Проклятье! — воскликнул Майер. — Я пойду погляжу, что за домом. Вызывайте поддержку. Придется взломать дверь, если он не выйдет через минуту.

Послышались шаги, над крыльцом зажегся фонарь.

Дверь открылась, и вышла Лунд с сумкой через плечо. Она спустилась по ступенькам, за ней следом шел Хартманн с мрачным лицом.

— Поехали, — сказала она.

Майер стоял на крыльце под фонарем, разинув рот, как и Свендсен.

— Поехали, — повторила она.

Журналист прибыл вместе с оператором. Они установили свое оборудование посреди пыли и хаоса гаража. Тайс Бирк-Ларсен из квартиры не спустился.

Пернилле записала все, что она хотела сказать, и это уместилось на одном листе бумаги.

— Прекрасно, — сказал журналист, прочитав.

— Будет ли от этого толк?

— Разумеется. Когда мы здесь закончим, поднимемся к вам домой…

— Нет, туда мы не пойдем.

Журналист был полон решимости настаивать на своем. Такая работа — добыть сюжет любой ценой. Она должна была это предвидеть.

— Мы хотим как лучше, Пернилле.

— В квартиру мы не пойдем.

Вспыхнул яркий свет прожектора, отчего гараж стал еще более неуютным.

— Хорошо. — Он был раздосадован. — А где ваш муж?

— Зачем он вам?

— Будет лучше, если вы выступите вместе.

— Я решаю, как пройдет интервью, а не вы и не Тайс.

Журналист растерянно молчал, и она добавила:

— Либо соглашайтесь, либо уходите.

Ему оставалось только кивнуть.

— Ладно. Значит, только в гараже и только вы.

Наверху Тайс Бирк-Ларсен покормил детей ужином и теперь раскладывал по маленьким вазочкам купленное в супермаркете мороженое. Со стола на них по-прежнему смотрела Нанна.

— А мама будет есть с нами мороженое? — спросил Антон.